Прекрасные авантюристки (новеллы)
Шрифт:
Так сэр Джон Дик сыграл свою предательскую роль в этой трагедии. Примечательно, что если Орлова может хоть как-то оправдать патриотизм и желание спасти почитаемую и любимую им императрицу, то сэр Дик старался, так сказать, из любви к искусству предательства. Впрочем, быть может, он именно так понимал дружбу, а дружбой с Орловым он искренне гордился.
Правда, после завершения этой истории жена сэра Дика получила от графа Орлова бриллианты баснословной цены — но, быть может, это был просто дружеский подарок?
Хочется верить…
Но неужели Шахерезада, сама воплощение хитрости,
А впрочем, некоторую игру она все же ощутила. Но неправильно поняла ее мотивы! Некоторое время назад, в Пизе, когда между ней и графом шел разговор о будущем браке, Алексей Орлов сказал, что православный священник есть только на «Трех иерархах» — русском флагманском корабле в Ливорно. И сейчас бедняжка решила, что, может быть, эта невинная хитрость затеяна ее возлюбленным для того, чтобы завлечь ее под венец?
O Dio mio!..
И она заранее решила не сопротивляться.
Тем временем операция «Коварство и любовь» продолжалась. Да с каким размахом! Алексей Орлов, который когда-то с феерическим размахом организовал захват трона и России для Екатерины, теперь уже не мог остановиться в своей страсти устраивать феерии. Он словно бы желал показать напоследок несчастной жертве своей, чт? о могло бы стать для нее привычным и обыденным.
На кораблях гремела музыка, время от времени заглушавшаяся пушечными выстрелами. Орлов многозначительно пояснил возлюбленной, что такой салют дается только в честь царствующих особ.
Матросы взобрались на реи и кричали «ура». Шахерезада была в восторге. Русский флот приветствует ее как внучку Петра Великого! С адмиральского корабля спустили кресло и в нем подняли Шахерезаду на палубу. Остальные поднимались по сходням — только ей была оказана эта великая честь.
Контр-адмирал Грейг, исполняя отведенную ему роль, принял Шахерезаду с выражениями глубокого почтения. Идя под руку с Орловым, она принимала салют офицеров и восторженные крики матросов. Здесь каждый статист знал свою реплику!
В адмиральской каюте подали десерт и вино. Затем все вышли на палубу посмотреть маневры. Шахерезада словно пребывала в блаженном сне… И она приняла за обман слуха повелительный голос, раздавшийся за ее спиной:
— Отдайте ваши шпаги, господа! Вы арестованы!
Послышались возмущенные крики, и Шахерезада недоверчиво обернулась. Несколько флотских офицеров разоружили Доманского, Чарномского и Ивана Христенека (его-то — исключительно для пущего правдоподобия финальной сцены).
— Что это значит? — спросила Шахерезада еще не возмущенно, а с блуждающей полуулыбкой на лице. Она считала происходящее какой-то шуткой, комедией…
— По именному повелению ее императорского величества вы арестованы, сударыня, — ответил офицер.
— Что вы такое говорите? — воскликнула принцесса. — Где граф Орлов?!
— Арестован! — глумливо ответил офицер, выполняя приказ постановщика сего спектакля.
Шахерезада упала без чувств.
Занавес!
В ночь с 24 на 25 мая 1775 года небольшая яхта совершила переход из Петербурга в Кронштадт. На борту ее было
И вот в казематах Алексеевского равелина разместились новые «гости». Ими были: «всклепавшая на себя имя Елизаветы», два поляка — Доманский и Чарномский, служанка Франциска Мешеде и четыре камердинера. Допросы начали с этих последних, и, таким образом, у Шахерезады имелось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и осознать свое положение. Сказать по правде, за те два месяца, пока корабль Грейга шел из Ливорно в Кронштадт, у нее тоже было довольно времени, однако она никак не могла заставить себя принять свое новое положение.
Сначала она не допускала мысли, что возлюбленный оказался предателем. И спустя день или два получила доказательства, что не зря верила Орлову. Шахерезаде в ее корабельном заточении было доставлено — как бы тайно — от него письмо.
«Ах, в каком мы несчастии! — писал граф Алексей Григорьевич по-немецки. — Но не надо отчаиваться, будем терпеливы, и всемогущий Бог не оставит нас. Я нахожусь в таком же печальном состоянии, как и вы, но преданность моих офицеров подает мне надежду на освобождение. Что касается адмирала Грейга, он будет оказывать нам всевозможную услужливость. Мне остается просить вас, чтобы вы берегли свое здоровье, а я, как только получу свободу, буду искать вас по всему свету и отыщу, чтобы служить вам. Только берегите себя, об этом прошу вас от всего сердца. Целую ваши ручки».
Подписи не имелось. Шахерезада решила, что возлюбленный не подписался из осторожности. Так оно и было, но осторожность графа была иного свойства. Немедленно по написании этого насквозь лживого письма он сообщал императрице:
«У нее есть моей руки письмо на немецком языке, только без подписания имени моего, что я постараюсь выйти из-под караула, а после могу спасти ее».
Письмо Орлова имело эффект живой воды. Буквально умиравшая от тоски молодая женщина мгновенно ожила и теперь уповала только на лучшее.
Она так сильно любила Орлова, что подозрение о его рассчитанном коварстве не могло даже зародиться в ее голове.
Бог знает, чего больше — милосердия или жестокости — было в том, что граф Алексей Григорьевич продолжал поддерживать в душе Шахерезады надежды на его любовь и наилучший исход. Скорей всего, о ее душе он мало думал. Ему было главное доставить в Петербург в целости и сохранности ее тело. Зная «отважную и отчаянную натуру» своей бывшей любовницы, он опасался, что Шахерезада решится наложить на себя руки. И решил подать ей надежду на освобождение, заставить жить — ведь Екатерина желала видеть самозванку живой!