Прекрасный хаос
Шрифт:
— Плохие новости для смертных, — устало отозвался я, потирая лоб.
— Я не вас имел в виду, — возразил Джон. — Люди — просто низшее звено пищевой цепочки. Абрахам подразумевал чародеев.
— Неужели он так презирает светлых? — поразилась Лив, засовывая карандаш за ухо.
— Нет! — замотал головой Джон. — Абрахам хочет избавиться ото всех и каждого с колдовскими способностями!
Лена пораженно уставилась на него.
— Но Сэрафина… — начала Лив.
— Ему нет до нее дела, — перебил ее Джон. — И до остальных тоже.
С
Особенно одна. Она лежала не под кроватью, а в обувной коробке, стоявшей рядом с такими же, возле стены. В ней я хранил самые важные вещи, свой «золотой запас».
И вдруг я понял, что ошибаюсь.
На секунду меня будто парализовало. Мой взгляд метался взад-вперед по рядам ярких картонок, ожидая, что память меня не подведет. Однако у меня ничего не получалось. У меня затряслись руки: правая, которой я писал раньше, и левая, которая так напугала Эмму.
Где же нужная мне книга?
Со мной что-то не так, и дело не в чародеях, хранителях или порядке мироздания. Я менялся, с каждым днем теряя себя, и совершенно не понимал почему. Разбудив Люсиль, я бросился к коробкам и стал срывать с них крышки, вытряхивая на пол содержимое. На пол полетели пробки от бутылок, старые билеты на баскетбольные матчи, выцветшие фотографии мамы. Наконец, я открыл черный короб из-под кроссовок «Адидас» и обнаружил роман Джона Стейнбека «О мышах и людях».
Конечно, это не самая веселая история. Но я выбрал именно Стейнбека не случайно. Главный вопрос здесь состоял в следующем: как поступить — пожертвовать собой или другим ради спасения собственной шкуры. Я подумал, что если полистаю на сон грядущий, то, возможно, пойму, что делать. Но не успел я открыть истрепанный том, как понял, что сегодня ночью не только я прибегнул к помощи книги.
«Лена!»
Но она уже перевернула страницу.
Когда Сэрафине исполнилось девятнадцать, она родила прекрасную малышку. Ее появление стало неожиданностью для Сэрафины, и хотя она могла часами рассматривать родное милое личико, ее одолевали страхи. Сэрафина никогда не хотела иметь детей, ведь ее девочке предстояло жить в той же неизвестности, в которой пребывали все отпрыски рода Дюкейн. Ей не хотелось, чтобы и ее дочке пришлось бороться с Тьмой, которая терзала Сэрафину, подтачивая ее изнутри. До тех пор, пока ребенку не исполнится шестнадцать лет, Сэрафина решила называть ее Леной, потому что это имя означает «светлая». Может, таким образом она отвадит от дочери проклятье? Джон смеялся над ней, говоря, что только смертные столь суеверны и наивны.
Сэрафина практически потеряла надежду. Но внезапно, кроме Лены, в ее жизни неожиданно появился еще один человек. Однажды Сэрафина проходила мимо того самого угла, где год назад встретила Абрахама Равенвуда, и вновь увидела его. Похоже, он ждал ее и знал о борьбе, которая ежесекундно происходила в ее душе. А в этой схватке Сэрафина была обречена на поражение. Он помахал ей рукой, как старой знакомой.
— Вы чем-то обеспокоены, мисс Дюкейн? Что стряслось?
Белоснежная борода, трость — Абрахам напоминал ей ее собственного дедушку. Она очень скучала по родственникам, несмотря на то что те не желали ее видеть.
— Вряд ли, — ответила она.
— Все еще сражаешься с собой? А голоса становятся все громче?
Он говорил правду, но как он догадался? Инкубы не становятся темными, они — создания Тьмы от рождения!
— Случайно вызываешь пожары? — не унимался он. — Пробуждаешь огонь?
Сэрафина замерла. Он попал в точку! Время от времени ее захлестывали эмоции, которые действительно превращались в языки пламени. Сейчас она могла думать только о двух вещах: об огне и о Лене.
— Да, — прошептала она.
— Ты еще очень неопытна. Если хочешь, я научу тебя всему, что тебе нужно.
Сэрафина отвела взгляд. Он — темный чародей, демон! Абрахаму Равенвуду нельзя доверять — его непроницаемые глаза не оставляли в этом никаких сомнений.
— У тебя родился ребенок? Ты же не хочешь, чтобы она страдала? Ведь она должна иметь право объявить себя?
Сэрафина скрыла от Джона, что встречается с Абрахамом Равенвудом в туннелях — он бы ничего не понял и осудил ее. Для Джона мир делился на белое и черное, на Свет и Тьму. Он не представлял, что они могут существовать в одной душе. Но ведь у Сэрафины так и было! Она ненавидела ложь, но была вынуждена лгать ему — ради Лены. Абрахам показал ей нечто, о чем в ее семье никто даже не слышал — пророчество, связанное с проклятием.
И со спасением Лены.
— Уверен, что твои родственнички сильно бы удивились, — произнес Абрахам, держа в руке выцветший листок бумаги.
Он отчетливо прочитал слова, сулившие избавление:
«Хоть первой свет и не поможет, вторая выбор сделать сможет».
Сэрафина слушала его, затаив дыхание. Абрахам многозначительно помолчал и продолжал:
— Теперь понимаешь? Первая природная фея, родившаяся в семье Дюкейн, станет темной, фурией катаклизмов. Но у следующей будет выбор: она объявит себя!
— Зачем ты помогаешь мне? — вырвалось у Сэрафины.
— У меня тоже есть ребенок, — улыбнулся Абрахам. — Мальчик, ненамного старше Лены. Его растит твой отец. Родители бросили малыша из-за его уникальных способностей. У него особая судьба.
— Но я не хочу, чтобы моя дочь стала темной!
— А что есть Тьма? Твой ум отравлен светлыми чародеями. Свет и Тьма — две стороны одной монеты.
Сэрафина мысленно взмолилась, чтобы Абрахам говорил правду.
Еще Абрахам учил ее контролировать одолевавшие ее желания и голоса. Был лишь один способ избавиться от них: Сэрафина поджигала огромные кукурузные поля и деревья в лесу. Выпуская силу на свободу, она испытывала громадное облегчение. К тому же не причиняла никому вреда.