Прелестная сумасбродка
Шрифт:
— Я знаю, как опасна работа под землей — ведь я всю жизнь прожила рядом с шахтой. Но, Софи, женщины и дети!.. Я слыхала, в некоторых глубоких галереях так жарко, что шахтеры раздеваются догола — иначе там не выдержать и пяти минут. Как может этот Пархем…
— Еще как может! — угрюмо ответила девушка.
— Невероятно! — воскликнула Мэри. — Софи, мы должны положить этому конец! Это же незаконно! Почему они не жалуются, почему не подают в суд?
Софи положила руку ей на плечо.
— Подадут в суд — потеряют работу. Мэри, эти люди готовы терпеть все, что угодно; ведь для них речь идет о спасении
— Но неужели они не понимают, что только вредят себе этой рабской покорностью? — горячо возразила Мэри. — Софи, если они сами не могут себя защитить, это сделаем мы! Мы подадим в суд на управляющего и на директора рудника!
— Ничего не выйдет, Мэри, — ответила Софрония. — В Англии нет законов против женского и детского труда. Никто не может запретить управляющему нанимать на работу детей, коль скоро они сами этого хотят. Ни король, ни парламент не видят ничего дурного в том, что самые слабые члены общества надрываются, возя вагонетки, или от рассвета до заката стоят у станков. Давай-ка лучше я порежу хлеб до прихода Пенелопы, — переменила она тему.
Мэри молчала, прикусив губу. Она понимала, что Софрония права, но не только это вгоняло ее в уныние. Все три девушки чувствовали, что уважение к ним в городке тает с каждым днем.
До сих пор соседи отзывались о них примерно так: «Хорошие девочки, хоть и малость с придурью. Начитались всяких книжек и решили бедным помогать — что ж тут такого? Дело полезное. Никакого вреда от них нет, и ладно». Но после поездки Мэри в Лондон все изменилось.
Теперь, когда Мэри ходила по домам и собирала пожертвования, никто уже не приглашал ее зайти на чашку чаю. И давали ей гораздо меньше, чем прежде. Даже на Пенни и Софи односельчане смотрели ненамного приветливей. По деревне ходили самые невероятные слухи о лондонских приключениях Мэри; иные из них были столь отвратительны, что Пенелопа и Софрония не решались пересказывать их подруге.
Сперва в городке рассказывали, что Мэри со своими подругами пыталась поднять мятеж в Ковент-Гардене, что она напала на молодого герцога, а тот схватил ее и держит у себя в особняке как пленницу. Викарий отправился в Лондон выручать непутевую дочку — и вернулся со сногсшибательным известием о помолвке.
Тут-то весь городок заговорил совсем по-иному! А когда сестра мельника, работавшая в лондонском особняке Уэстермира, сообщила, что епископ сделал официальное объявление о помолвке, восторгу односельчан Мэри не было предела.
«Вот повезло девочке! — говорили люди. — И нам повезет, если она и вправду станет герцогской женой!»
Мэри добилась успеха, и люди охотно закрывали глаза на то, что к этому успеху она пришла не слишком благовидным путем.
Однако, когда Мэри вернулась в городок на дилижансе, с пустыми руками и без всяких признаков мужа, изумлению и разочарованию соседей не было предела. «А как же помолвка? — спрашивали они. — Как же свадьба?»
«Рыба сорвалась с крючка, и девчонка не сумела ее удержать», — гласил безжалостный приговор общества. Из местной героини Мэри мгновенно превратилась в жалкую неудачницу, брошенную любовником (а в том, что они с герцогом стали-таки любовниками, никто не сомневался).
«Что же будет дальше? — недоумевал городок. — Почему викарий не едет в Лондон, чтобы объясниться с молодым герцогом и напомнить ему, как поступают в таких случаях благородные люди?»
Софрония, казалось, прочла мысли Мэри.
— Как твои благотворительные сборы на этой неделе? — спросила она. — Все прошло хорошо?
Мэри опустила глаза.
— Как видишь, в этот раз удалось собрать меньше, чем обычно, — вздохнула она. — Ах, Софи, я убеждаю себя, что все дело в неудачном времени года, но сама себе не верю…
— Что случилось, Мэри? — нахмурилась Софи. — Кто-то из них тебе нагрубил?
— Нет, что ты! Разве что мельник — он ущипнул меня за ягодицу, прежде чем вручить мне мешок подгнившего зерна. Но вряд ли это можно назвать грубостью. А все остальные, как и положено добрым христианам, милосердны к несчастной грешнице. Толстая миссис Бостуэйт снизошла даже до того, что поздоровалась со мной за руку — правда, тут же вытерла ладонь о юбку. Честное слово, лучше бы они кидали в меня камнями! Невыносимо думать, что все вокруг считают меня падшей женщиной!
— Но, Мэри, — возразила Софи, — вспомни, что пишет об этом Мэри Уоллстонкрафт…
Мэри зажала руками уши.
— Софи, дорогая, пожалуйста, не говори мне больше о Мэри Уоллстонкрафт! — простонала она. — Я и так совершенно запуталась! До поездки в Лондон все, что она пишет о близости между мужчиной и женщиной, казалось мне простым и ясным; но теперь…
Софи замолкла и принялась резать хлеб, но уголком глаза наблюдала за подругой.
О том, что произошло с ней в Лондоне, Мэри даже подругам рассказывала с неохотой. Софрония и Пенелопа знали лишь, что первоначальный ее план провалился, что герцог поселил ее у себя дома и что она попыталась подружиться с ним. Казалось, все шло как нельзя лучше…
И вдруг Мэри все бросила и без объяснений вернулась в родную деревню. Подруги сгорали от любопытства, но ни о чем ее не расспрашивали, чувствуя, что Мэри сейчас не расположена к откровенности.
Однажды дождливым вечером, когда все три девушки сидели за чаем в гостиной у викария, Мэри набралась храбрости признаться, что ее попытка завязать с герцогом дружбу и возбудить в нем уважение к себе привела к той самой физической близости, о которой столько пишет Мэри Уоллстонкрафт.
Пенни и Софрония сочувственно молчали, позволяя ей выговориться, хоть на языке у них вертелись два вопроса. Первый: «Ну и как все прошло?» Второй: «И что было дальше?»
Наконец Пенелопа нарушила молчание, гордо напомнив, что первой эту идею предложила она.
— Сколько мне помнится, ты предлагала кое-что другое, — сухо ответила Мэри. — Ты хотела, чтобы я обворожила Уэстермира, свела его с ума, превратила в своего раба и силой заставила заняться благотворительностью.
Софрония открыла рот: об этом она еще ничего не слышала.
— Так вот что за разговор подслушал герцог! Ты, Пенни, мне об этом не рассказывала — говорила только, что он ворвался в библиотеку как бешеный и с диким ревом бросил в камин твой плед. Интересно получается: сначала Мэри пыталась шантажировать его ложным обвинением, потом… — Она обернулась к Мэри. — И ты еще говоришь, что у него невыносимый характер и с ним невозможно иметь дело! Милая, а чего ты ожидала?