Преломление. Обречённые выжить
Шрифт:
– А сейчас, товарищи, разрешите мне вручить грамоту Слёзкину Эдуарду Петровичу. Его команда стала победителем футбольного первенства среди школ нашего района.
– Ура… – непроизвольно вырвалось из уст учительницы пения.
– Вот именно – ура! – поддержала дама из гороно. – Эдуард Петрович достоин этой почётной грамоты!
Петрович наклонился к уху восторженной учительницы и громким шёпотом произнёс:
– Лучше б деньгами!..
Все зааплодировали. Петрович гордо поднялся на авансцену. Дама в кримпленовом костюме долго жала и трясла руку награждённому, и присутствующим выдался шанс детально рассмотреть необычную форму коллеги.
Вернувшись на своё место, тренер опять что-то прошептал на ухо соседке. Её лицо ещё более зарделось и приобрело цвет спортивных кедов нашего награждённого. Машинально взяв грамоту из рук Петровича, соседка стала нервно обмахиваться ею, как веером.
Тем временем дама продолжала докладывать о повышении среднестатистической отметки по школам города.
Петрович, несколько раз посмотрев на часы, резко встал:
– Пардон, товарищи, но мне срочно нужно бежать в детсад забирать детей. У меня их четверо. И все мальчики, – зачем-то добавил он. – Эдуардычи…
Не успела представитель народного образования отреагировать на незапланированный спич, как Петрович, мелькая своей яркой обувкой, молнией выскочил за дверь.
Минуту стояла тишина, после чего учитель химии произнёс:
– Вот что значит спортивный дух и регулярная тренировка! Это вам не «аш два эс о четыре»!
Мода на красное развивалась медленно. Сначала появились красные носки. В конце шестидесятых носить их считалось большим шиком.
Пятнистые футболки появились позднее, в семидесятые. Ушлые «цеховики» белые футболки бросали в чан с кипящим красителем, предварительно завязав на них множество узлов. На месте развязанных узлов появлялись узорчатые пятна. После этого «фирменный» товар пятикратно поднимался в цене, принося немалый доход. Однако мода на него довольно быстро прошла. Образовалась длительная пауза. Но в начале 90-х появились малиновые пиджаки. Именно в них облачились представители криминального и делового мира.
И наконец-то новый, XXI век «вспомнил» Петровича!
Все, кто хоть немножко уважал себя, стали носить обувку именно в стиле «а-ля Петрович». Это могли быть и красные туфли, и оранжевые мокасины, и розовое нечто без каблука, но больше всего, конечно, полюбились красные спортивные кроссовки всех оттенков. Кеды ушли в прошлое. Причём такие кроссовки уже не считалось зазорным носить с элегантным костюмом. Это стало принадлежностью дресс-кода участников богемных вечеринок и деловых раутов. И если ты, не дай бог, надел с костюмом дорогие ботинки из крокодиловой кожи – это считалось уже моветоном.
Красные кроссовки! Они открывали двери в любые престижные клубы и самые респектабельные заведения, являясь метой эпохи, универсальным кодом и паролем.
Я встретил Петровича через много лет, постаревшего, поседевшего. Бывший тренер стоял в стоптанных нечищеных ботинках неопределённого цвета, да и сам был под стать ботинкам – помят и будто покрыт пылью минувшего. Он меня не узнал. Помнили ли его ученики? Трудно сказать.
Тем не менее, сам того не ведая, никому не известный Петрович стал в один ряд с самыми известными законодателями моды. Жаль, его имя – PETROVICH – не выбито на подошве канувшего в Лету времени.
Символ эпохи
Шёл 1987 год от Рождества Христова. В те приснопамятные времена я, бывало, наезжал в Москву. И поскольку место моего постоя находилось близко от ВДНХ, то я, не утруждая себя долгой ходьбой, довольно часто наведывался на Выставку, где главенствовал сталинский ампир во всей его красе и помпезности.
На главном входе обязательно проходишь через центральную арку, напоминающую Бранденбургские ворота. Пройти на выставку можно было по билетам, хотя иногда вход был свободный. По каким законам действовал этот пропускной режим, трудно сказать. Возможно, всё зависело от политико-экономической ситуации в то или иное время. В упомянутый мною год «бранденбургские ворота» пропускали граждан Страны Советов свободно. Оставалось всего пять лет до краха империи, но никто ни сном ни духом не ведал о том. Народ валом валил в павильоны ВДНХ хотя бы одним глазом взглянуть на то, что отсутствовало на прилавках магазинов.
Не доходя до главного павильона – «Союз Советских Социалистических Республик» с торжественной белой колоннадой, я приметил в одной из многочисленных боковых дорожек, обсаженных густым кустарником, толпу людей, образующих очередь, двигающуюся крайне медленно и всё время прирастающую новыми и новыми очередниками. Дорожка была довольно узкой, и, по всей вероятности, в конце был какой-то тупик: люди, дойдя до цели, возвращались обратно, продираясь сквозь плотную массу любопытствующих.
– Что дают? – спрашивали.
Многие отмалчивались, тем самым разжигая аппетит толпы.
– Наверное, копчёную колбасу выбросили, – предполагали одни.
– А может, меховые шапки? – догадывались другие.
– А вы, женщина, не елозьте под ногами, – прозвучал визгливый мужской голос, – лучше дайте пройти отоварившимся. Чего дают всё-таки? Интересно знать…
Тётка в чёрном затёртом пальто и сером вязаном платке, продирающаяся на выход сквозь очередь, передразнила:
– Чаво дають, чаво дають… Вот дайдёт очерядь, тады узнашь чаво…
«Чем же решила удивить нас советская власть?» – думал я, медленно продвигаясь в плотной волнующейся толпе к цели, представляющей собой некий загадочный дефицит. А дефицитом в те времена было всё. Перестройка перестроила весь уклад более или менее сытой и обеспеченной жизни. Покупать было нечего. А здесь с верхушки власти обещали какое-то ускорение, которое по всей логике запущенных процессов преобразования должно, в конце концов, привести нас к самому что ни на есть коммунизму.
Когда моя очередь почти приблизилась к цели, в передних рядах женщина, энергично раздвигая локтями наседающую толпу, возопила неистовым голосом: