Преломление
Шрифт:
– Почему?
– Потому что Дверь никак не воздействует на путешественников. До сих пор есть вероятность, что человек может пострадать от неправильного использования оборудования, но это не имеет никакого отношения к самому путешествию.
– То есть процедура в какой-то мере опасна, – констатировал полковник.
– Это все равно что спросить, опасны ли автострады, – сказал Олаф. – Хотя автострада – всего лишь длинная проезжая часть. И сама по себе она безвредна. Но возможность получить травмы, совершив какую-нибудь глупость, остается все равно.
Полковник обдумал
Спортивная женщина, которая открыла собрание, снова пролистала свою папку.
– Доктор Кросс, – сказала она, – тут нет последних спецификаций по вашему проекту.
– Нет, мэм, – согласился Артур.
– Они где-то в другом докладе?
– Нет, – ответил он. – Часть нашего соглашения заключается в том, что мы никому не разглашаем результатов наших исследований и не передаем сведения о технологиях до тех пор, пока проект не будет готов стать достоянием общественности.
Глаза женщины раскрылись шире.
– Но это же ревизионная комиссия!
Настало мгновение, когда ученые и члены комиссии начали переглядываться между собой. Реджи придвинулся к Майку.
– Вот для чего ты здесь, – прошептал он.
– Доктор, – заявил человек в очках, – чтобы мы стали обсуждать продление вашего финансирования на следующий год, нам потребуется ознакомиться с вашими исследованиями.
– Как я только что объяснил, – сказал Артур, – никто не увидит нашу работу, пока Дверь Альбукерке не будет готова к выходу на рынок. Ни одной формулы, ни одной строки кода, ни единого чертежа. Это было условие, которое мы специально оговорили с мистером Мангусом, когда перевелись к нему из «СЕТ».
Несколько голов повернулись в сторону Реджи. Тот и бровью не повел.
Полковник ВВС захлопнул папку.
– Почему мы узнаем об этом только сейчас?
– Потому что не читаете свою электронную почту, – сказал Олаф. – Этому соглашению уже почти два года.
– Тогда, похоже, мы закончили, – решила сенатор, бросив на Реджи испытующий взгляд. – Если вы не можете продемонстрировать нам никаких свежих наработок, мы едва ли станем и дальше вас финансировать.
– Напротив, – сказал Артур, – мы можем продемонстрировать вам тот единственный результат, который на самом деле имеет значение. Как я уже говорил, Дверь Альбукерке работает.
– У вас есть видео? – спросил азиат.
Артур помотал головой.
– На базе, но мы ничего не позволяем выносить из наших лабораторий.
«Судьи» вновь разочарованно вздохнули.
Майк взялся за ручку, но Реджи опустил ладонь ему на запястье, заставив положить ее обратно.
– Прошу прощения, – сказал Артур, – но с самого начала было решено, что все сведения по этому проекту будут предоставляться строго по принципу минимальной осведомленности.
– Ну, думаю, за те деньги, о которых вы нас просите, – произнес человек в очках, – мы можем претендовать на информацию.
– Зачем? – спросила Джейми. – Среди вас нет физиков. Вы не инженеры. Не программисты. Вы все равно не поняли бы ничего из того, что мы могли бы вам показать.
– Но у нас есть люди, которые поняли бы, – сказала спортивная женщина.
– И поэтому, – подхватил Артур, – мы ни с кем не делимся сведениями.
Всеобщее внимание сосредоточилось на нем. Джейми и Олаф выпрямились, словно прикрывая босса с флангов. Артур в поисках поддержки поглядел на Реджи, и тот слегка кивнул. Одно короткое мгновение ученый собирался с мыслями, а потом заявил:
– Дверь Альбукерке – величайшее достижение человечества со времен полета на Луну. Возможно, даже с момента изобретения парового двигателя. Не будет преувеличением сказать, что этот проект все изменит. Транспорт, связь, торговлю, энергетику, космические исследования, вообще все. Жизнь каждого человеческого существа на планете изменится, если реализовать эту технологию. А до тех пор мы не можем рисковать, допуская утечку кусочков и фрагментов. Вы покажете их консультантам, они поделятся с помощниками, те – с ассистентами и коллегами. Некоторые, может, даже расскажут друзьям и членам семьи. Это сотни людей после всего лишь одного заседания, а чем больше народу имеет доступ к информации, тем больше шансов, что она просочится наружу. Проще говоря, – он сделал движение рукой в сторону Олафа и Джейми, – это дело нашей жизни, и мы хотим, чтобы стервятники разорвали его на части прежде, чем мы разрешим заявить о нем публично.
– То есть все дело в общественном признании, – уточнил полковник.
– Конечно, да, – отозвался Олаф. – Вы разве не слушали? Мы собираемся взять все Нобелевские премии ближайшего десятилетия. Даже в области экономики, физиологии и литературы. Мы намереваемся получить их за одну только основную идею.
– Могу понять вашу озабоченность, – сказал азиат, – но речь не о том, чтобы вручить курсовую старому профессору, который не умеет пользоваться электронной почтой. Мы говорим о федеральном правительстве.
– Да, – ответила Джейми, – вот именно.
– Вы даже собственные секреты не храните, – подхватил Олаф, – и хотите убедить нас, что сумеете сохранить наш?
Полковник задвигал нижней челюстью.
Реджи прочистил горло, и спортивная женщина посмотрела на него:
– Мистер Магнус?
– Я понимаю, все это кажется очень необычным, но на самом деле совсем не отличается от целого ряда уже реализованных в прошлом программ DARPA с высоким уровнем секретности. И официально, и неофициально.
Сенатор что-то проворчала своей папке и переключила внимание на Реджи:
– То есть DARPA ожидает, что мы вбахаем еще триста миллионов долларов в проект, основываясь на… на чем? Ни объяснений, ни отчетов… ничего.
– Основываясь на том факте, что он работает, – сказал Олаф.
Артур остановил его жестом. Олаф откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Реджи показал на него пальцем:
– Этот человек дело говорит. По сути, только это и имеет значение. Дверь Альбукерке работает. Я видел это собственными глазами. Речь идет не о том, чтобы дать проекту еще год и посмотреть, будут ли результаты, а о том, чтобы за этот год команда Двери могла завершить тестирование и предоставить несокрушимую документацию, к которой не будет никаких вопросов.