Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?
Шрифт:
В конце 80-х годов СССР производил 14 процентов всего мирового продукта, а наша доля в глобальном товарном экспорте составляла лишь 4 процента. В то же время все развивающиеся страны производили те же 14 процентов мирового продукта, но их доля в экспорте составляла 20 процентов. У меня лично эти цифры вызывали глубокую неудовлетворенность положением нашей страны в системе мирового хозяйства.
Мы шли к рынку не так быстро, как хотелось бы, но шли. Рыночная экономика в отдельно взятой стране может существовать лишь как составная часть мировой рыночной экономики. Это не я придумал. Это Маркс сказал. Именно задача ускорить научно-технический прогресс и социально-экономическое развитие страны подтолкнула нас к реформе внешнеэкономических связей. Но успели мы сделать в этом направлении мало.
И, тем не менее, кое-что успели. Нами был заложен фундамент новых внешнеэкономических отношений. Именно здесь, в этой сфере, и появились первые ростки рыночной экономики. Я имею в виду нормальные отношения, а не постоянное выпрашивание милостыни, в чем наши нынешние власти до неприличия активны. И не разгул во внешней торговле, обильно сдобренный криминальными действиями, когда вывозится все, что плохо лежит в государстве, но особенно то, что лежит хорошо — в недрах, прежде всего. Идет экспортный бум при катастрофическом спаде производства.
В числе первых проблем, вставших перед нами в самом начале перестройки системы внешнеэкономических связей как составной части всей экономической реформы, оказалась одна, наиболее явная: монополия внешней торговли. Эта монополия, по моему разумению, — результат давнего, еще в 20-х годах происходившего спора между ее сторонниками, которых представляли Ленин и Красин, и теми, кто предлагал дать производителю возможность самому продавать свою продукцию. Эту сторону представлял Бухарин. Кто в споре победил — известно.
В наших невзгодах в области внешнеэкономических связей я не собираюсь обвинять Ленина. Он принимал это решение в свое время, в той реальной исторической обстановке. Абсурдно было бы предлагать демократизацию внешнеэкономической деятельности и в предвоенные годы, в войну или послевоенные восстановительные годы. Тогда нужна была исключительная централизация, в том числе и в области внешней торговли. Кстати, именно так и было в это время в Англии, США.
Я говорю о другом времени, о 60—80-х годах, когда и экономическая, и политическая обстановка позволяла дать свободу производителям в этой сфере деятельности. Но традиция явно довлела над целесообразностью.
Все экспортно-импортные операции многие десятилетия проводились только через могущественное Министерство внешней торговли и его дочерние объединения. Экспорт-импорт были жестко связаны с общей плановой системой, все заранее расписывалось и распределялось. Было известно, сколько нефти, карбамида или, скажем, тяжелых экскаваторов поставляют страна и даже каждое предприятие в данном году за рубеж, а вот что они за это получат, знал более или менее достоверно лишь главный монополист — государство в лице его внешнеэкономического ведомства. Вот и выходило, что сами производители продукции отнюдь не были заинтересованы в ее экспорте.
Я это по себе знаю, по работе на Уралмаше. Надбавки к продажной цене за экспортное изделие давались минимальные, а качество требовалось куда более высокое, чем для внутрисоюзных поставок. Это, кстати, еще один нелепый парадокс нашей системы — понятие «экспортная продукция». Мол, для нас можно похуже, а для зарубежных партнеров — уж расстараемся. И ведь старались! Мне начальники цехов не раз жаловались:
— Николай Иванович, давайте откажемся от экспорта. Ведь мука же, а не работа! Каждую гайку прокрась, каждый шплинт продрай… Я возражал:
— Не будь экспорта, вы б совсем захалтурились. Он вас в более-менее боевой форме держит. А то будете сидеть в загнившем болоте.
И впрямь он помогал держать предприятия в форме. Дисциплинировал и рабочих, и производство в целом. При отсутствии на внутреннем рынке конкуренции экспортная продукция худо-бедно поддерживала уровень производства. И только. Другой выгоды от нее я, директор завода, не видел. Валюту за проданные изделия, за экскаваторы, например, получало то же Министерство внешней торговли. А завод-производитель ходил и клянчил валюту на покупку, например, необходимого для него оборудования. Хорошо, если давали малость, а могли и послать подальше.
Иными словами, от экспорта производственники бежали, а к импорту обеими руками тянулись. Выпрашивали, вымаливали ими же, по сути, заработанное. Но побеждал в этом не тот, кто дал стране больше, а тот, у кого было больше пробивной силы, глотка здоровее. Я даже термин в свое время придумал — «горловая экономика». Зачастую слепая вера в неоценимые преимущества импортной продукции господствовала во всех звеньях народного хозяйства. А ее оборотной стороной было пренебрежение отечественной продукцией, нежелание, а нередко и вытекавшее отсюда неумение заниматься ее совершенствованием. Все это, вместе взятое, напоминало какую-то болезнь. И недавно умерший академик Анатолий Петрович Александров метко окрестил эту болезнь «импортной чумой».
Я как-то спросил Президента Финляндии Мауно Койвисто:
— Почему ваши фирмы мало покупают нашу продукцию?
— Их право, — лаконично ответил Президент. — Я с ними ничего поделать не могу. При всем желании помочь вам. Предложить им продать их товар — это нарасхват. Заставить купить чужой — невозможно.
Я невесело усмехнулся:
— У нас все наоборот…
В очередной раз позвольте сделать отступление — оно будет касаться моих зарубежных поездок. Глава Правительства по своему положению обязан принимать своих иностранных коллег и по их приглашению посещать другие государства с официальными или рабочими визитами. Подготовка к этим поездкам проводилась заблаговременно. Через МИД согласовывались программа пребывания, основной перечень вопросов, подлежащих обсуждению, и документов для подписания. Конечно, охватить все заранее было невозможно, поэтому необходимо было тщательно готовиться в целом по проблемам, связанным с нашими взаимоотношениями с данной страной.
Ранее уже было сказано, что внешнеполитические вопросы были сконцентрированы у Генсека. Горбачев и его ближайшие советники очень быстро определили и географию визитов: монополией Генсека стали такие страны, как США, ФРГ, Англия, Франция, Италия, Япония. Эти страны с удовольствием посещали Горбачев, Шеварднадзе, Яковлев. Мне же были «отведены» такие страны, как Финляндия, Швеция, Норвегия, Австрия, Индия, Австралия, Таиланд, и, естественно, государства социалистического содружества. Во время встречи с главами их правительств обсуждались и политические, а в большей степени — экономические вопросы. Со многими моими коллегами у меня установились хорошие личные отношения: с Ф. Враницким, X. Брундтланд, И. Карлссоном, К. Сорсой. И эти добрые личные отношения в немалой степени способствовали соблюдению государственных интересов как нашей, так и других стран.