Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?
Шрифт:
Выходит, тут же могут спросить меня: вы против того, чтобы землю — крестьянам? Да упаси Бог меня в том обвинять! Я — за! Но, как всегда, я против любимой всеми властями — и партократами, и демократами — кампанейщины. Я против того, чтобы чохом ломать построенное и худо-бедно работающее, а на развалинах возводить невесть что невесть из чего. Я опять за здравый смысл. Землю — крестьянам? Всякий, кто пожелает, может и должен получить земельный надел, который он сможет обиходить. Но только тот, кто пожелает, а не силой всех загонять. А коли колхоз или совхоз безубыточен, так пусть работает, соревнуется с фермером. И хорошему совхозу или, если
Впрочем, в то время меня больше заботила не столько многоукладность сельского хозяйства, сколько состояние его перерабатывающей базы, которая и приносила нам основные убытки.
В октябре 1988 года в ЦК партии прошло совещание, посвященное проблемам перерабатывающей промышленности. На нем собрались, как обычно, первые секретари обкомов и крайкомов, директора предприятий, руководители совхозов и колхозов. Я выступал с основным докладом. Главная моя мысль состояла в том, чтобы самим и как можно быстрее увеличить выпуск оборудования для перерабатывающих отраслей.
Было ясно, что Министерство машиностроения для легкой и пищевой промышленности не справится ни с темпами, которые диктовались остротой ситуации, ни с деньгами, отпущенными государством, ни, тем более, с требованиями к качеству продукции. Оставалась единственная возможность: подключить к этой программе предприятия военно-промышленного комплекса, к которому раньше гражданским отраслям и подступиться нельзя было.
Мне и в те дни кричали: «Вы хотите разрушить специализированную промышленную структуру!» «Разрушить — нет! — отвечал я. — Ничего разрушать не надо. Но перестроить, переориентировать — обязательно!» Времена на дворе стояли другие. Покричали на меня радетели «спецминистерств» — и в скором времени предприятия Министерства судостроения, например, прекрасно освоили выпуск небольших пекарен, предприятия Министерства оборонной промышленности стали давать отличное оборудование для производства сахара, Министерство общего машиностроения — выпускать молочные линии. И, замечу, не развалились.
Помню, направляясь в Швецию и Норвегию, я включил в состав делегации министра среднего машиностроения Льва Дмитриевича Рябева, будущего моего заместителя. Конечно, поехал он в Скандинавию не атомными проблемами заниматься, а изучать работу молочных комплексов и их производство. Именно это Совмин поручил его министерству.
На обеде у премьер-министра Норвегии Гру Харлем Брундтланд, моей хорошей знакомой и чрезвычайно симпатичной и умной женщины, разговорились о политике разоружения, об опасности Европе со стороны ее советских соседей.
— Хотите воочию видеть виновника этой опасности и всех ваших страхов по ее поводу? — неожиданно спросил я. — Конечно, — ответила госпожа Брундтланд.
— Вот он, — я указал на Рябева. — Рядом с вами — самый главный в Советском Союзе производитель атомного оружия. Если я и хотел достичь какого-то эффекта, то большего вряд ли удалось бы. Немая сцена из «Ревизора» на норвежской земле… Выдержав мхатовскую паузу, я добавил:
— А здесь он хочет выведать государственную тайну производства комплексов для молочной промышленности, ибо наши атомщики сегодня озабочены не только производством боеголовок ракет, но и молока, сметаны, творога и кефира. Так что бояться их не надо. Лучше — помогать.
Я не очень верил в бескорыстную помощь нам со стороны государств с иной общественной системой. Для тех, кто станет разрушать неугодный им строй, — помощь всегда найдется. И не малая, как показала последующая практика. Но в то время с нашей страной могли быть только деловые, взаимовыгодные экономические отношения. В СССР видели надежного и солидного партнера.
Мы и сами встали бы на ноги. Быстро научились бы делать не только ракеты, но и крекерные линии, и современные промышленные холодильники, и все остальное, что связано с хранением и переработкой продукции села. И не надо было бы унижаться и ходить по миру с шапкой в руках. Но, к сожалению, это такое важное для страны дело в нынешних условиях практически захирело: кому нужны современные перерабатывающие предприятия, если продовольствие в готовом виде привозят изза рубежа…
А теперь я коснусь едва ли не самого больного для меня вопроса — о ценообразовании. Уверен: главной нашей ошибкой было то, что мы разорвали цепь реформ как раз в этом, основном ее звене. Помните, вместе с Законом о госпредприятии мы приняли пакет документов, среди которых было и постановление о ценах? Ведь многие отрасли промышленности, особенно предприятия сельскохозяйственной переработки, работали в убыток, и государство мощно дотировало каждую буханку хлеба, каждую бутылку молока, каждый батон колбасы.
Осенью 87-го мы настойчиво ставили вопрос о реформе ценообразования: давайте переходить на новые цены — оптовые, закупочные, розничные. Система компенсационных мер продумана. Пора перейти от слов к делу, хватит болтать о реформах, о предстоящем вхождении в рынок. В регулируемый, имею в виду, как и во всем цивилизованном мире. А нам в ответ: подождите, не спешите, еще не время, народ нас не поймет. И это говорили не только политики, но и ученые, которые ранее уверяли, что без изменений в ценообразовании глубокие реформы в экономике невозможны.
Не настоял. И это было крупной ошибкой. В то время такая реформа была бы для людей гораздо менее болезненна, чем даже в предложенных мною же мерах в 1990 году. Я уж не говорю о 2 января 92-го, когда Ельцин — Гайдар спустили цены с какого-либо сдерживающего поводка. Реформы в экономике — дело тонкое и точное. Их или надо проводить все время планомерно и полностью, как им и положено, или не проводить вовсе.
Все вышеперечисленное и неперечисленное здесь приводило к разбалансированности и росту дефицита государственного бюджета. Да, люди стали получать больше денег за свой труд, к чему мы и стремились, переводя предприятия на хозрасчет. Казалось бы, жить стало лучше! Увы, нет. Я уже упоминал экономический термин «неудовлетворенный спрос». Деньги появились, а товаров и услуг в достаточном количестве не прибавилось. За описываемые три года доходы населения выросли на 213 миллиардов рублей, а расходы — только на 194 миллиарда. Разница в 19 миллиардов, поскольку материального наполнения ее не было, давила на рынок.
Напомню также, что в это время начался переход к новым принципам формирования государственного бюджета. Ранее существовало положение, согласно которому предприятия обязаны были перечислить Министерству финансов запланированные отчисления, независимо от результатов своей хозяйственной деятельности. Потом они, предприятия, получали из Москвы часть своих же денег, нередко чуть ли не выпрашивая их. Реформа предусматривала отчисления в бюджет в зависимости от фактической хозяйственной деятельности предприятий.