Преодоление
Шрифт:
– Фары не выключать!
Как бы в ответ на его тревожные мысли, в небо поднялась зеленая ракета, а вслед за ней белая.
– Снижаемся до ста пятидесяти метров! Ниже меня никому не лететь, а то зацепитесь за что-нибудь.
Сохатый говорил по радио, а сам был весь внимание, боялся пропустить сигнал и одновременно старался представить себе стреляющего сейчас в небо человека. "На таком расстоянии ему, конечно, видны и фары, и огни на крыльях, и наши ракеты".
Впереди вновь поднялись в небо вначале зеленая, а за ней белая ракеты. Были они уже близко, и Сохатый
– Ищу аэродром. Слушать команду на размыкание, не прозевать.
Он сконцентрировал внимание на земле, боясь пропустить поле или поляну в лесу, где могли быть самолеты. Секунд через двадцать с радостью увидел, что очередная ракета не взлетает в небо, а гигантскими скачками прыгает по земле, показывая ему направление посадки. По-другому понять ее полет было невозможно. В отсвете ее пламени Иван явственно видел не лес, а поле, окруженное деревьями.
– На посадку разомкнись. Я сажусь первым.
Внизу вновь выстрелили. И опять не вверх, а в сторону. И только теперь Сохатый вздохнул глубоко, полной грудью и нашел время вытереть солоноватый пот с лица.
– Летчики, аэродром почти круглый. Присмотритесь в развороте к земле и увидите высокие деревья, которыми он окружен. Я пошел на посадку.
Впереди мотора затрепетал красноватый светлячок костра, вдаль запрыгала тушканчиком зеленая ракета, и Сохатый довернул самолет в указываемом направлении. В свете фары промелькнули пограничные деревья. Ему никак нельзя было ошибаться: в воздухе ждали помощи менее опытные.
Не жалея тормозов, майор остановил "Ил", быстро развернул его назад и на большой скорости погнал к месту приземления. Навстречу ему, чуть левее, планировала первая после него машина, И опять по земле запрыгала ракета, и ее прыжки у Ивана вызвали столько благодарных чувств, что увлажнились глаза. Он, кажется, не думал о себе ни в воздухе, ни сейчас - его мысли заняты были делом и жизнями подчиненных, но он уже думал о человеке, который спас их и помог сохранить самолеты.
– Мой самолет принимать за посадочное "Т".
– Сохатый корректировал по рации приземление товарищей.
– Полоса приземления правее. Скорость на планировании не разгонять. Машины пустые, легкие. После посадки - в конец аэродрома, а там направо или налево, смотря по обстановке.
Первый сел благополучно…
Сохатый добавил мотору обороты, чтобы не разряжать передатчиком аккумулятор, и стал помогать в посадке следующим.
"Выше", "ниже", "добавь обороты", "прибери обороты", "чуть вправо", "довернись влево", "придержи", "дай снизиться", "не нервничай", "проверь скорость" - лексикон не широкий, но очень нужный. Эти простые команды, отданные вовремя, спокойным голосом, окупились сторицей: сели все.
Через поле аэродрома от того места, где остались севшие машины, к самолету Сохатого с полным светом двигался автомобиль. Иван выключил мотор. Вылез из кабины и пошел к человеку, присевшему к догорающему костру, чтобы прикурить.
– Кто вы, ангел-спаситель? Как тут оказались и догадались, что люди в беде?
Человек в военной одежде встал.
– Сержант Лапшин
– Никакой вы не Лапшин и не сержант. Вы - орел. Вы - герой, Михаил Анатольевич. Дайте я вас обниму.
– Сохатый обнял растерянно замолчавшего сержанта, троекратно поцеловал.
– Я - майор Сохатый, штурман гвардейского штурмового полка. У себя сесть не смогли. Не пробились на аэродром из-за дождя и грозы… Как же вы тут оказались?
Сохатый жадно затянулся. Моршанская махорка, предложенная сержантом, показалась ему душистой и вкусной.
Подошел "газик", и Сохатый понял, что приехал, видимо, командир полка.
– Товарищ командир, майор…
– Не надо докладывать. Пока группа садилась, я все разузнал у ваших летчиков. Поздравляю вас, майор, со счастливым окончанием полета. Просто не верится, что так может быть… Вы знаете, что находитесь не на Первом Украинском, а на Первом Белорусском фронте?
– Нет! И какой аэродром, еще не успел узнать.
– Поедем на командный пункт. Там все и выясним и план наметим. А самолет кто-нибудь из твоих уберет.
– Товарищ командир, пусть сержант Лапшин ответит на вопрос, как он тут оказался и сообразил о нашей беде?
– Пожалуйста. Доложи, Лапшин!
– Уже солнце село, когда наши истребители с задания пришли. Я все имущество оставил на старте и подался ужинать. В очереди за кашей оказались наблюдатели с метеостанции. Ребята они смышленые, говорят между собой, что ночью с юга дождь придет, а утром может и туман быть. Я поел и обратно: решил убрать полотнища посадочных знаков и ракеты, чтобы за ночь не намокли. Их же потом в ракетницу не всунешь. Пришел, все сделал, уже уходить собирался, а тут в небе чудо, ни разу такого не видал. Ракеты, фары… Сначала даже не поверил, а потом сообразил, что худо летчикам, наверное, заблудились и помощи просят. Их далеко видно было. Ну и начал в ответ на их сигналы ракетами пулять своими. Хорошо получилось.
– Ты даже, сержант, не представляешь, как хорошо… Вот возьми нож на память. Всю войну с ним летал. Дай я тебя еще раз обниму… Михаил Анатольевич, низко тебе кланяюсь от имени восемнадцати человек и девяти самолетов. Спас ты нас.
– Сохатый поклонился сержанту.
– Спасибо! А перед командиром твоим и своими начальниками буду ходатайствовать о награждении тебя орденом… - Сохатый повернулся к своему стрелку:
– Пискунов, ты запиши все про Лапшина. Сейчас мы пришлем тебе летчика, чтобы отрулил "Ил" на стоянку.
Сохатый сел на заднее сиденье "газика". Автомобиль резко рванулся с места и повез Ивана в темноту.
– Товарищ командир, сейчас самый главный вопрос - это сообщить к нам домой, хотя бы в армию, что мы целы и сидим у вас. Там же теперь с ума сходят. Из-за этой треклятой грозы и дождя ни связь не установил с домом, ни пробиться до них не мог.
– Сейчас по нашей цепочке передадут до армии, а какая связь между воздушными армиями и фронтами, я не знаю. Но есть, наверное, как говорят, связь взаимодействия. Так что не волнуйся, сообщим. А вам всем перво-наперво надо хорошенько отдохнуть.