Прерванная история русов. Соединяем разделенные эпохи

Грот Лидия Павловна

Из этого можно заключить, что мысль о шведском кандидате на русский престол родилась в шведской среде где-то через год после того, как была обнародована инициатива короля Сигизмунда по предъявлению прав на русский престол, послужившая интерлюдией к завоеванию Карлом IX русских городов. Действия Сигизмунда явно соблазнили и политическую мысль Швеции. Еще связанный союзническими отношениями с царем Василием Шуйским, Карл IX уже, вероятно, начинает увлекаться планом использовать идею Сигизмунда в собственном сценарии. Это было, вероятно, небезызвестно в шведских придворных и военных кругах, что и объясняет предприимчивость и дерзость Делагарди в его политической инициативе выступить ходатаем за кандидатуру шведского принца как за нового кандидата «со стороны».

Новгородский

торг. Картина Аполлинария Васнецова, 1909 г.

Представитель ополчения Василий Бутурлин предлагал от имени московских чинов заключить новый договор о мире, об участии шведских отрядов в военных действиях под Москвой на стороне ополчения против поляков, а также о приглашении одного из сыновей шведского короля «на великое княжение в Московию». Делагарди от имени шведского короля требовал передачи шведам городов Орешка, Ладоги, Яма, Копорья, Ивангорода, Гдова. «Лучше умереть на своей земле, нежели искать спасения такими уступками», – был ответ послов московского ополчения. В качестве ответного предложения шведам были обещаны деньги, если они уйдут от Новгорода к Москве и примут участие в сражениях с польскими отрядами на стороне ополчения.

8 июля Делагарди попытался ворваться в Новгород, но приступ был отбит. Ночью с 15 на 16 июля шведский отряд вломился в западную часть города, в Чудинцовские ворота. Все спали. Воины Делагарди резали безоружных. Началась паника: люди бросались в реку, бежали в поле, в лес. Сражалась только горсть воинов под начальством головы стрелецкого Василия Гаютина, атамана Шарова, дьяков Голенищева и Орлова: они не хотели сдаться и все погибли. В городе начался пожар, и воевода князь Никита Одоевский предложил Делагарди мирные условия. Договор заключили 17 июля от имени Карла IX и Новгорода, где, в частности, говорилось о том, что новгородцы, отвергнув короля Сигизмунда и наследника его, признают своим защитником и покровителем короля шведского с тем, чтобы Россия и Швеция вместе выступали против их общего врага, а также чтобы один из сыновей шведского короля Густав Адольф или Карл Филипп был бы царем и Великим князем Владимирским и Московским. В договоре подчеркивалось, что его условия должны будут исполняться Новгородом даже в том случае, если «московское правительство, вопреки ожиданиям, не пожелает с ним согласиться».

Перечитывая документы и материалы, связанные с этим этапом русско-шведских переговоров, отчетливо видишь, что со стороны шведской короны предложение одного из шведских принцев вместо польского претендента Владислава было также дипломатическим маневром добиться желаемого, т. е. приобретения северо-западных территорий Русского государства, которые не удавалось присоединить к себе силой оружия.

Как заметил еще в свое время российский историк С.М. Соловьев, договор был написан в таком виде, что Московское государство никогда не могло бы его принять, ибо с избранием королевича в цари соединялась обязанность признать короля-отца и всех его наследников покровителями Русского царства, т. е. копировалась тактика, которую избрал Сигизмунд, с той только разницей, что Сигизмунд был увлечен какой-то феерической идеей покорить себе «под нози» всю Московию, а Карл IX, как политик более практичный, явно ограничивал свои притязания Новгородскими землями, полагая, в крайнем случае, расширить их на север до Кольского полуострова и на юго-запад до Пскова. Аналогичными тактике Сигизмунда были и проволочки с выездом одного из шведских принцев в пределы Русского государства, чтобы представиться своему будущему народу и принять обязательства перед ним.

Есть основания полагать, что лидеры народного ополчения, активно включившиеся в эту дипломатическую игру, представляли себе всю ситуацию достаточно реально. Их настойчивые требования приезда принцев как минимум в Новгород, а затем и в Москву для проведения всех формальных актов принятия царской власти изрядно обременяли сначала Карла IX, а после его внезапной смерти 9 октября 1611 г. – и наследовавшего ему Густава Адольфа. У С.М. Соловьева приводятся фрагменты из летописи, посвященной описанию событий Смутного времени, и в том числе русско-шведских отношений. Там говорится, что в конце весны 1612 г., когда ополчение под руководством К. Минина и Д. Пожарского готовилось выступить «на очищение Московского государства», то «положили: отправить послов в Новгород, занять шведов мирными переговорами, а на козаков послать войско. В Новгород отправился Степан Татищев с выборными из каждого города по человеку, повез грамоты к митрополиту Исидору, князю Одоевскому и Делагарди: у митрополита и Одоевского ополчение спрашивало, как у них положено со шведами? К Делагарди писало, что если король шведский даст брата своего на государство и окрестит его в православную веру, то они рады быть с новгородцами в одном совете. Это было написано для того, говорит летопись, чтоб, как пойдут под Москву на очищение Московского государства, шведы не пошли воевать в поморские города».

Народное

ополчение побеждает поляков. Горельеф с памятника Минину и Пожарскому

Известно, чем закончилась вся история. В ответ на запросы о приезде Карла Филиппа в Новгород, направляемые народным ополчением, шведский риксрод предложил отложить приезд принца до начала 1613 г. Но одновременно шведские отряды продолжали летом – осенью 1612 г. вести военные действия и осаждали Орешек, Копорье, Гдов и Ивангород. В октябре 1612 г. в Нижнем Новгороде было образовано второе земское правительство, и в течение этого месяца силами объединенного ополчения К. Минина и Д. Пожарского была освобождена Москва, которая снова стала центром, объединяющим силы Русского государства. 7 февраля 1613 г. земское правительство, рассуждая о кандидатах на русский престол, остановило свой выбор на Михаиле Романове, и 21 февраля от лица «Совета всея земли» он был провозглашен царем.

Казалось бы, все ясно и общеизвестно. Но споры в науке вокруг этих сюжетов, как уже было сказано, не утихают. И одна из самых живучих дискуссионных мыслей: был ли принц Карл Филипп альтернативой Михаилу Романову? Ход рассуждений сторонников этой идеи примерно таков: на самом деле очень многие в Русском государстве всерьез мечтали видеть на русском престоле шведского принца, в частности многие благородные бояре и князья, такие как сам князь Дмитрий Пожарский. Но народ и особенно буйное казачество, по темноте своей, не могли оценить всех прелестей приглашения иноземного кандидата – «своего» им, видишь ли, подавай. Пришлось уступить под напором консервативных сил и выбрать Михаила Романова. А патриотический порыв и настрой, превращение Минина и Пожарского в национальный символ – всё сочинили потом. Какой же князь Пожарский национальный патриот, если он на самом деле мечтал о шведском принце?! Идея «туземцев» и «иноземцев» в ходе выбора кандидата в правители крепко засела в головах многих современных исследователей.

В рамках этих взглядов вина за то, что Карл Филипп не был коронован на Русское царство, как-то плавно перекладывается на русскую сторону. Но ведь, рассуждая о том, хотел, например, князь Пожарский шведского принца на престол или только притворялся, что хотел, нельзя забывать и о том, а чего, собственно, хотела шведская сторона. А по имеющимся сведениям шведская сторона не имела никакого коренного интереса отправлять одного из своих принцев в Москву.

Это видно из того, как ими велись переговоры. Свои интересы в русских землях у шведских королей были, но к их интересам не принадлежала забота об урегулировании проблем верховной власти в Русском государстве. А поскольку шведские короли (как Карл IX, так и Густав Адольф) не были заинтересованы в отправке Карла Филиппа в Москву, то никакой «альтернативы» как бы и в зародыше не было. Были дипломатические игры, подспудный смысл которых осознавался всеми участниками, поскольку все они были опытными политиками, чего с инфантильным упрямством не замечают многие современные исследователи.

Восстановленная гробница князя Дмитрия Михайловича Пожарского в Спасо-Евфимиевом монастыре (Суздаль)

Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII в. Рисунок А.М. Васнецова

Таков был фон событий, на котором развивалась дипломатическая карьера Петрея. Как было сказано выше, после вояжа Польша – Москва – Польша и возвращения в Швецию его карьера пошла в гору. В 1607 г. он уже с официальными полномочиями отправляется в Москву. Зимой 1608 г. – новая миссия в Москву, хотя дальше Нарвы ему проехать не удалось из-за усилившихся волнений в русских землях. В конце 1609 г. король отправляет Петрея в Москву с официальным предложением Василию Шуйскому о заключении союза. Эта его поездка была организована на самом высоком уровне, отряд Делагарди сопровождал его на всем пути до Москвы. Затем вплоть до 1614 г. Петрей почти безвыездно в русских землях, ездит с разными поручениями по русским городам – Ивангород, Орешек, Новгород.

Одновременно с продвижением на дипломатическом поприще в качестве доверенного лица короля он стал укреплять свое положение и с помощью пера. Стремление Петрея пробиться таким образом вполне объяснимо, поскольку положение доверенного королевского порученца могло измениться в любую минуту, и тогда он снова оказывался на обочине жизни, без гарантированного куска хлеба.

Свои записки Петрей посвятил нескольким влиятельным и высокопоставленным лицам, явно пытаясь использовать этот маленький памфлет как подножку для укрепления своих позиций на ступеньках карьерной лестницы. Именно этим, полагает автор биографического очерка о Петрее К. Таркиайнен, можно объяснить то, что «Реляция» Петрея – явно выраженная пропаганда, подлаженная под внутреннюю политику шведской короны того времени.