Престолы, Господства
Шрифт:
— О, ради Бога, Сьюзи, вложи сюда хоть какое-то чувство! — заорал режиссёр.
Позади сцены оказалось мрачное пространство, напоминающее пещеру и заполненное стойками, верёвками, катушками электрического провода, прожекторами и грудами неиспользованного оборудования. Две молодые актрисы безмятежно сидели на скамье и курили. Увидев Уимзи, они молниеносно убрали сигареты — было, очевидно, что курить среди всех этих легко воспламеняющихся вещей запрещено, — но он махнул им рукой и быстро выскользнул через дверь в дальнем углу. За дверью было совершенно темно. Уимзи достал из кармана фонарик и с его помощью обнаружил выключатель. Перед
Достигнув конца лестничного пролёта, он оказался не в подвале, а наверху бездонной ямы. Он стоял на своего рода подиуме. В дальнем конце другая железная лестница вела вниз к более низкому проходу, а ниже — ещё одна. Тусклые лампочки на растянутых проводах проливали скудный свет. В проходах справа имелась единственная опора для рук в виде перил, но слева не было никакого ограждения. Уимзи тихо присвистнул и начал зигзагообразный спуск.
Прекрасное здание над ним опиралось на массивные деревянные сваи, которые вертикально поднимались из ямы. Они состояли не из одного, а из нескольких стволов, скреплённых железными полосами. Между ними для прочности шли поперечные стволы, образуя своеобразную сеть. Железные лестницы образовывали безумный путь вниз, как дорогу для Гулливера в стране великанов. Внизу свет ламп оказывался побеждён глубиной и темнотой.
Уимзи выключил фонарь и отвёл взгляд от освещённой площадки, на которой стоял. Глаза медленно привыкали к мраку. Вокруг был лес вертикальных стволов. Он попытался понять. Возможно, эти опоры были забиты в болотистую почву, как это делали венецианские строители при возведении своих фантастических зданий. А поскольку здесь не было никакой лагуны, которая наполнялась бы водой дважды в день, болото высохло, осыпалось, вымылось, оставив гордо стоящий скелет из брёвен. Именно вымылось, поскольку он мог слышать звук текущей воды. Нежный звук, заполняя пространство, мягко отражался эхом вокруг него.
Очень осторожно Уимзи наклонился над ненадёжными перилами и направил фонарь вниз. Значительно ниже него, примерно на таком же расстоянии, которое ему уже удалось преодолеть, текла чёрная вода. Она бежала по открытому жёлобу вдоль всей ямы. С одной стороны она вытекала из кирпичной арки, и на другой — исчезала в туннеле. Когда-то на этом выходе имелась железная решётка, но сейчас остались лишь ржавые фрагменты.
— Крэнбоурн, полагаю, — сказал Уимзи. — Я рад знакомству, хотя нашёл вас в стеснённых обстоятельствах.
Глянув вниз, он содрогнулся от собственных мыслей. А затем он услышал, как выше него хлопнула дверь и послышался звенящий звук быстрых шагов по железной сетке подиума.
Голос Харвелла произнёс:
— Какого чёрта вы тут делаете, Уимзи? Вы не архитектор.
— Я ищу другие выходы из этого здания помимо дверей.
Силуэт Харвелла обозначился напротив одной из случайных лампочек, но было слишком темно, чтобы видеть его лицо. Однако его крупный корпус и широкие плечи видны были чётко.
— Зачем это вам? — спросил Харвелл. Его голос сказал то, чего не видно было на затенённом лице: он старался сохранить самообладание, но безошибочно чувствовался оттенок страха.
— Я пытаюсь объяснить передвижения кое-кого.
— Кого? — спросил Харвелл. И опять голос немного дрогнул.
— Мисс Глории Таллэнт, — сказал Уимзи. — Неизвестно где пропавшей между таинственным прослушиванием в этом театре и появлением на грязевом островке в Темзе. Однако это, — он указал на бегущую в глубине реку, — вполне возможный маршрут.
— Конечно, здесь можно оступиться, — мрачно произнёс Харвелл, спускаясь к Уимзи.
— Что вы сделали? — спросил Уимзи. — Заманили её до той последней двери и просто столкнули вниз?
— Что я сделал? — спросил Харвелл. — Какой же вы глупец, Уимзи, настоящий изнеженный аристократ. Если вы подозреваете меня в двух убийствах, то что заставляет вас думать, что я остановлюсь перед третьим? — Он спустился ещё на один пролёт этой безумной лестницы. — Вы совершенно беспомощны, стоя там, — сказал он, достигнув уровня Уимзи.
— Я вполне способен защищаться, — холодно произнёс Уимзи. — Но в этом узком пространстве я не смогу этого сделать не сбросив вас. Я вас предупредил.
Однако правда состояла в том, что Уимзи понял: любая схватка почти наверняка приведёт к падению обоих. И в свете грозящей ситуации он внезапно ясно осознал, что подвергается риску, которому не имеет право так беспечно идти навстречу: он — женатый человек, и его жизнь не принадлежит ему одному. Возможно, Харвелл пришёл к тому же заключению относительно опасности, которой они подвергались; так или иначе он стоял на другом конце длинного прохода, готовый к броску, но пока неподвижный.
Уимзи сказал:
— Вы неправы. Я не подозреваю вас в двух убийствах. Только в одном.
Харвелл моргнул:
— Что вы имеете в виду?
— Вы не убивали свою жену, Харвелл. Вы не хотели убить её, не так ли?
Харвелла стала бить дрожь. Его лицо выглядело измождённым, глаза ввалились, под ними тени.
— Это был несчастный случай, не так ли? — тихо продолжал Уимзи. Когда ответа не последовало, он продолжил: — Никакие присяжные не признают это убийством, никакие присяжные не приговорят вас к повешению. Если бы не все эти трюки с маской, вы вообще могли бы сразу выйти на свободу. Конечно, вы потеряете сочувствие присяжных, когда они поймут, что ваши усилия избежать наказания привели к сознательной попытке обвинить другого человека. Но как бы серьёзно они к этому ни отнеслись, они не признают это настоящим убийством. Суд, скорее всего, вынес бы вердикт о непредумышленном убийстве. Вас повесят за другое. Почему вы это сделали? Полагаю, она шантажировала вас?
— О, да. Вы же не думаете, что я по собственной воле связался бы хоть как-то с этой неряхой? В качестве одолжения её семье я встретился с ней один раз, чтобы дать совет относительно театральной карьеры, а затем она увидела меня той ночью в переулке, когда я уезжал. Она могла погубить меня в любую минуту. Я заплатил бы ей, понимаете, Уимзи, я платил бы всю остальную часть её глупой жизни, но она хотела того, что я не мог ей дать. Я действительно имею влияние на постановки, которые финансирую, но даже я не могу заставить администрацию давать хорошие роли плохим актрисам. Она не оставила мне выбора. Как и вы, конечно. Мне жаль, вы мне всегда нравились, хотя Розамунде нет. Мне нравится ум, даже если он присущ аристократу. Кроме того, — сказал он, делая паузу, как если бы эта мысль только что пришла ему в голову, — я сожалею, что огорчу вашу жену.