Преступление без срока давности

Семёнова Мария Васильевна

— А ты совсем не изменился, даже помолодел вроде. — (Минуту назад полковник закончил инструктировать руководителей «спецухи» и, заметив среди них старинного товарища, живо поволок его в коридор.) — Серега, черт, как живешь-то?

За окном между тем куцый февральский денек уступил место сумеркам, разговор не клеился, и Плещеев перевел взгляд на располневшее лицо Хрусталева:

— Скажи, Евгений… (Как, блин, отчество-то его?) Сам-то ты чего об этом «финике» думаешь?

— Ничего, Сергей Петрович, ничего, потому что конкретно ни хрена не знаю, — тяжело вздохнув, мрачно ответил Хрусталев, и это было правдой. В самом деле, о новом наркотике, не так давно появившемся в городе, известно было не много.

В

составе его, до конца не установленном, присутствовала жесткая «синтетика» — фенциклидин, употребление варьировалось от орального до анального, а впечатляющее название «фараон» в общем-то соответствовало истине — отрава была просто царской. Наркоманы, впрочем, окрестили ее ласково-уменьшительно — «фенечкой», «фиником», а особенно она пришлась по душе женской половине ширяющихся. Дело в том, что при употреблении «фараона» прекрасный пол уже на игле отлавливал флэш — состояние, близкое к оргазму, и, естественно, испытывал к отраве чувства самые нежные. А кроме всего прочего, «финик» был дешев, легкодоступен — на любой дискотеке его хоть пруд пруди — и по своему действию намного превосходил печально известный кокаин. Концентрация же его в готовой дозе была настолько мизерной, что содержание наркотика определялось лишь с помощью спектрального анализа.

Однако самое примечательное в истории о «фараоне» было в другом. Как только он попал в поле зрения молодцов из УНОНа, они не мешкая «слепили» на «блюдце» кровососа — мелкого оптовика — и вышли через него на наркома — оптовика крупного, наверняка знающего место изготовления отравы. Но сколько с ним ни бились, только зря потеряли время. На все вопросы о профессиональной деятельности нарком хранил кладбищенское молчание, а когда попробовали психотропные средства, то попросту поехал крышей. Выяснилось, что изначально он был подвергнут кодировке и все касавшееся «фараона» являлось для него запретной темой.

— Ты понимаешь, Сергей Петрович, с какой организацией мы столкнулись? — Хрусталев вздохнул еще раз и, аккуратно затушив окурок, ловко выщелкнул его в урну. — Судя по всему, это настоящие профессионалы. Наши аналитики считают, что без бывших работников спецслужб здесь не обошлось. Однако это только одна сторона медали, — заметив заинтересованный плещеевский взгляд, он придвинулся поближе, — известно ведь, что рыба-то гниет с головы. Так вот, благодаря нашим законодателям, за ногу их мать, новый УК дает наркомафии зеленый свет. Во всех статьях, касающихся отравы, полно неясностей и многочтений. Качественно изменено понятие «небольшая доза», и суды скоро станут пересматривать дела о сбыте наркоты, выпуская уголовную шваль на свободу. А самое главное, — полковник на мгновение замолчал и показал рукой куда-то наверх, — тех сволочей, которые всю эту хреновину протащили в УК, никто не ищет, да, похоже, и бесполезно это — слишком большие деньги замешаны. Так вот, Сергей Петрович, плетью обуха не перешибешь. А я, — он вдруг улыбнулся и сразу сделался похожим на старшего опера Женьку Хруста-лева из далекого невозвратного прошлого, — об одном только мечтаю. Дожить, Бог даст, до пенсии, послать все к чертовой матери и у себя в Саблине заняться разведением кролей. Знаешь, порода такая есть — мясо-шкуркового направления — «советская шиншилла»?

— Что-то слышал. — Плещеев неожиданно вспомнил, что забивают кроликов обычно тяжелой деревянной колотушкой, и, вздохнув, посмотрел на часы: — Ну вот, труба зовет. Рад был тебя, Евгений… э-э… видеть, — попрощался с Хрусталевым и, неслышно ступая по зелени паласа, двинулся на второй ярус к начальству.

Суровые молодые люди, частично облагороженные уставной стрижкой, придирчиво взглянули на плещеевский пропуск, осветили его специальным фонариком и, отдав честь, наконец-таки открыли турникет:

— Заходите, пожалуйста.

Огромные,

во всю стену, окна второго яруса были выполнены в виде витражей, и, миновав фигуру матери-родины с серпом и молотом в руках, Сергей Петрович постучал в массивную дубовую дверь. Стены в кабинете были обшиты деревянными панелями, в центре стоял Т-образный, несколько консервативный стол, а прокуренный воздух под действием системы защиты едва ощутимо вибрировал.

— Привет, Сергей Петрович. — Начальство сняло очки с носа, и стало заметно, что лицо у него осунувшееся, а глаза красные, как у кролика породы «шиншилла». — Ну как успехи? По Скунсу есть что-нибудь конкретное?

— Работаем, — Плещеев пожал плечами и посмотрел на свои сапоги фирмы «Монтана», — а что касаемо Скунса, он тоже времени даром не теряет — столько уже всякой сволоты извел.

— Ну да, заметно облегчает тебе жизнь. — Начальство надело очки, и выражение его лица сделалось непроницаемым. — Прямо хоть в штат его зачисляй. Или зачислили уже?

— Где уж нам, дуракам, чай пить. — Плещеев попробовал улыбнуться, но, веселья не поддержав, его заверили, что к этой теме еще вернутся, и перешли к следующему вопросу.

— Поскольку ты инструктажем уже охвачен, — начальство закурило «Винстон» и не глядя включило компьютер, — водой по древу разливаться не стану. Скажу только, что «фараон» этот буквально сразу переводит психику на уровень низших энергетических центров. Все хорошее в душе как бы заземляется, и у наркомана остаются только инстинкты самосохранения и продолжения своего поганого рода. К чему это ведет, объяснять не надо. Вот, пожалуйста. — Застучали клавиши пентиума, и на Плещеева будто ведро помоев вылили — убийцы, насильники, извращенцы, огромный зловонный ком, стремительно превращающийся в лавину. — Наши специалисты сделали прогноз, — начальство отвернулось от монитора и уперло взгляд собеседнику в переносицу, — если эта отрава год продержится на рынке, то будущее для России теряет смысл. И так известно, что у нас страна уродов… В общем, Сергей Петрович, бросай все дела и ищи тех, кто стоит за «фараоном». А как обойтись с ними, ты знаешь. И вот еще что. — Начальство извлекло из сейфа видеокассету и, пожимая на прощание руку, дало наказ: — Посмотри обязательно, врага нужно хорошо знать.

«Лучше его совсем не иметь».

Миновав-таки чекистские кордоны, Плещеев выбрался в стылую темень зимнего вечера, содрогнувшись, погрузился в ледяное чрево «девятки» и потянул из кармана «моторолу»:

— Марина Викторовна, крепись. Приеду, будем смотреть кино, говорят, ужасно познавательное. Да, в узком кругу. Ну все, лед тронулся.

В самом деле, стекла наконец оттаяли, из отопителя задули теплые ветры, и в салоне наступила весна — можно было ехать. Вырулив с парковки, Плещеев потянулся вдоль заснеженной аллейки к узорчатому чугуну ворот, где находился последний, хотелось бы надеяться, на сегодня КПП. Через минуту он остался позади, и, очутившись на набережной, «девятка» шустро покатила по просоленным городским мостовым. Движение было плотным, однако переправа через Неву прошла на редкость удачно, вскоре показались фонари центральной магистрали, и, включив сирену с проблесковыми, Плещеев попер вдоль осевой линии.

Чуть-чуть не дотянув до «мечты импотента», он лихо ушел направо, без помех проехал Лиговку и, повернув с Московского во дворы, припарковался возле аккуратного двухэтажного строения.

«Как это у империалистов-то? Здравствуй, дом, милый дом? — Улыбнувшись, Плещеев включил сигнализацию и направился по асфальтовой, несмотря на недавний снегопад, дорожке к свежеокрашенным дверям. — Это, конечно, если работу считать вторым домом».

Едва он миновал внушительную вывеску «Охранное предприятие ЭГИДА-ПЛЮС», как из спортзала появились молодцы в протекторах и, убедившись, что пожаловали свои, шумно обрадовались: