Преступление победителя
Шрифт:
* * *
С собственными занятиями музыкой у нее дело тоже не шло. Рояль приносил совсем мало успокоения, да и то, что он приносил, казалось ложью. Кестрел начала изобретать нечто, что считала импровизацией, стараясь сделать мелодию как можно более сложной. А затем ноты стали толкаться, сжиматься и оставлять паузы, которые она не могла заполнить.
Ее мелодия не была импровизацией. Импровизации — удел солистов. То, что сочиняла она, оказалось дуэтом.
Вернее, не дуэтом... А лишь одной его половиной.
Кестрел опустила крышку на клавиши.
* * *
Она изобрела такую версию «Клыка и Жала», в которую могла играть в одиночку. Она начала соревноваться с призраком. С самой собой. Складилище — стопка карточек на столе, откуда игроки набирали свою комбинацию, — постепенно уменьшалось, а затем все карточки оказались на столе лицевой стороной вверх, будто некая окончательная истина, которую ей следовало бы осознать. Тигр оскалил зубы. Паук плел свою паутину. Мышь, рыба-камень, гадюка, оса... Внезапно черные гравировки на карточках из слоновой кости стали невероятно четкими, а затем расплылись под взглядом Кестрел.
Кестрел перемешала карточки и начала сначала.
* * *
Она пригласила на бал Джесс. В письме она почти умоляла подругу приехать. Пришло ответное письмо Джесс: она приедет, разумеется, она приедет. Она пообещала остаться с Кестрел по меньшей мере на неделю. Кестрел ощутила ужасное облегчение.
Но ненадолго.
* * *
Кестрел посещала чаепития с дочерьми и сыновьями высокопоставленных офицеров. Она ела канапе, сделанные на модном белом хлебе, который был отвратителен на вкус, потому что ради цвета в него добавляли толченый мел. Кестрел притворялась перед самой собой, что сухое ощущение в горле полностью зависело от хлеба и не имело ничего общего со все растущим чувством разочарования по поводу того, что Арин до сих пор не явился, хотя дни шли своим чередом.
* * *
В последнее утро перед балом, когда дворцовые наблюдатели за погодой предсказали собирающуюся в горах бурю, которая перекроет проход в Геран еще до заката, Кестрел стояла на скамеечке для примерки, а портниха прикалывала булавками к ее бальному платью полосу серебристого кружева.
Это были заключительные штрихи. Кестрел опустила взгляд на струящиеся каскадом ткани. Цвет сатиновой основы был непостоянен. Иногда он напоминал жемчужину, извлеченную из раковины. А затем падающий из окна свет тускнел, и платье становилось темным, начинало играть тенями.
Кестрел устала от долгих часов стояния на скамеечке портнихи и пыталась думать обо всех тех взглядах, которые встретят ее, когда она войдет в бальную залу. О сплетнях, которые кружились по дворцу, насчет деталей столь несущественных, как ее выбор платья. Она слышала, что на это делали ставки. Целые состояния могли быть выиграны или утеряны в зависимости от того, что она надевала.
Кестрел подняла взгляд от платья и обратила его на тяжелые снежные облака, которые собирались в небе. Она смотрела так, будто окно стало ее единственным выходом, а каждое облако было камнем, которыми ее пытались замуровать в комнате.
Портниха была геранкой. Она была освобождена вместе с остальным своим народом, когда император издал почти два месяца назад свой указ. Почему Делия осталась в столице, вместо того чтобы вернуться в Геран, Кестрел не знала. Она не спрашивала, а сама Делия заговаривала редко. В этот день она тоже ничего не говорила, а молчаливо и с явным мастерством прикалывала кружево. Однако один раз ее серые глаза метнулись вверх и посмотрели на Кестрел.
В том, как они задержались на ее лице, Кестрел увидела несомненное любопытство. Ожидание чего-то, замешательство.
— Делия, в чем дело?
— Вы не слышали?
— О чем?
Делия стала расправлять подол платья.
— Прибыл представитель Герана.
— Что?
— Он прибыл сегодня утром на лошади. Проехал через перевал в последний момент.
— Сними с меня это платье.
— Но я не закончила, миледи.
— Снимай.
— Всего несколько...
Кестрел спустила с плеч материю, не обращая внимания на тихий вскрик Делии, уколы булавок, звон, с которым они разлетелись по каменному полу. Она переступила через платье, надела свою обычную одежду и поспешила прочь из комнаты.
Глава 7
Он ждал в приемном зале — его одинокая фигура почти терялась посреди огромного помещения со сводчатым потолком. Представитель Герана был пожилым, худоватым мужчиной, тяжело опиравшимся на трость для ходьбы.
Кестрел споткнулась и теперь начала приближаться медленнее. Она невольно заглядывала старику за плечо, высматривая Арина.
Его здесь не было.
— Я думал, что Валорианская империя уже избавилась от варварских пережитков, — сухо произнес гость.
— Что? — переспросила Кестрел.
— На вас нет обуви.
Кестрел опустила взгляд и только теперь осознала, что ступням ее ног холодно: когда она покинула свою гардеробную и бросилась бежать через весь дворец, то забыла о самом существовании обуви. По пути сюда ее мог увидеть кто угодно. На нее уже точно обратили внимание валорианские стражники, стоявшие по бокам от входа в приемный зал.
— Кто вы? — требовательно спросила Кестрел.
— Тенсен, министр земледелия Герана.
— А губернатор? Где он?
— Он не приехал.
— Не... — Кестрел прижала ладонь ко лбу. — Император отправил приглашение. На официальное мероприятие. А Арин отказывается явиться?
Слои ее ярости накладывались друг на друга, подобно материи бального платья. Она злилась на Арина, на то, как он совершил политическое самоубийство.
Она злилась и на себя. На свои босые ноги, которые являлись доказательством голой, непреклонной, холодной истины: в ней жила надежда, нужда увидеть кого-то, кого она должна забыть.