Преступление победителя
Шрифт:
Что-то зашевелилось внутри нее. Дернуло за струны ее души. «Скажи ему, — говорил внутренний голос. — Ему нужно знать».
Однако в этих словах заключался и оттенок ужаса. В плену желания рассказать Арину, что ее помолвка — сделка ради свободы Герана, сознание Кестрел помутилось, и девушка не могла понять, почему.
— Я не хочу говорить о твоем суженом. — Арин оттолкнулся от балюстрады и выпрямился. Если бы на балкон проникал свет, то его высокий силуэт отбрасывал бы на Кестрел тень. — Мне нужна информация.
— Сплетни, Арин? — небрежно произнесла Кестрел, крутя в пальцах
— Я ищу слугу-геранца. Он пропал.
На поверхность сознания Кестрел поднялось воспоминание о Тринне. «Скажи ему. Он должен знать», — таковы были слова измученного мужчины.
— Кто он тебе? — задала вопрос Кестрел.
— Друг.
— Тебе следует расспросить дворцового управляющего.
— Я спрашиваю тебя.
Она не могла в это поверить. Вопрос Арина был ужасно безрассудным. Неважно, что его доверия не хватало, чтобы признать правду: на самом деле Тринн был шпионом, засланным во дворец, чтобы следить за императором, и попал в плен. Тем не менее, было ясно: Арин — такой человек, который отбрасывает безопасность к чертям. Ни один человек, обладающий инстинктом самосохранения, не стал бы спрашивать о местонахождении своего шпиона у будущей невестки императора, которая его уже однажды предала.
Но инстинкт самосохранения никогда не был его сильной стороной.
Как бы он поступил, узнав правду о помолвке Кестрел?
«Где во всем этом затерялась моя честь?» — спросил он ее однажды. Кестрел не могла понять, что такое честь для него. Уж точно, его честь была не такой, как у ее отца — непоколебимой, вырезанной из камня. Нет, у Арина она была живой. Кестрел чувствовала, как она переливалась. Она не видела лица его чести — возможно, у той было множество лиц, — но верила, что честь Арина такова, что задержит дыхание и до крови прикусит губу.
Если она расскажет Арину правду, то он разрушит мир, который она купила. Сейчас почти не имело значения, любит он ее или нет. Арин никогда не согласится, чтобы кто-то запер себя в темнице ради того, чтобы на свободе остался он. Он найдет способ разорвать ее помолвку... и она позволит ему.
Кестрел уже испытывала это раньше и снова испытала сейчас — желание слиться с ним, раствориться в нем, потерять в нем себя.
Это станет скандалом, а затем начнется война.
Кестрел должна хранить свою тайну. Ей придется лгать всем своим естеством. Она сможет быть холодной. Отстраненной. Даже c ним.
Что же касается Тринна... у нее появилась идея.
— Хорошо, — произнесла Кестрел. — Как зовут твоего друга? Я расскажу то, что знаю, во имя защиты, которую ты обеспечивал мне после Первозимнего восстания. Валорианка помнит о своих долгах.
Арин будто окаменел.
— Я не осознавал, что совершаю что-то, требующее отплаты. То, что я делал, я делал ради тебя.
— Именно. Спрашивай. Я отвечу на твои вопросы. Мы наконец рассчитаемся.
— Рассчитаемся? Если ты настаиваешь на том, чтобы смотреть на это с такой точки зрения, то мы с тобой никогда не рассчитаемся со своими долгами друг перед другом.
— Тебе нужна информация или нет?
— То, что мне нужно, так это... — Он что-то пробормотал. Затем его голос окреп и стал ясным: — Моего друга зовут Тринн. Он убирает во дворце. В основном моет полы.
Арин описал мужчину.
Кестрел притворилась, будто думает.
— Нет. К сожалению, я не помню, чтобы видела кого-то, похожего на него.
— Может, если ты подумаешь подольше...
— Сомневаюсь. Во дворце сотни слуг и рабов. Я ведь не могу знать их всех.
— Значит, тебе нечего мне предложить.
— Когда у меня для тебя вообще что-то было?
Арин тихо ответил:
— Когда-то ты дала мне очень много.
— Что ж, — сказала Кестрел, — как бы мне ни был приятен наш разговор, я бы все же хотела вернуться на бал.
Она шагнула к занавесям.
Его движение было неуловимо. Он преградил Кестрел дорогу, схватившись руками за балюстраду с обеих сторон от нее. Он не прикасался к девушке, но сейчас находился достаточно близко, чтобы она могла рассмотреть темные очертания его губ и яростный блеск в глазах.
— Это не все, зачем я пришел, — сказал он.
Еще сильнее, чем прежде, Кестрел почувствовала исходящий от его кожи запах моря — соленый и острый.
— Кестрел, это — не ты.
Она прижалась спиной к холодному стеклу.
— Не понимаю, о чем ты.
— Твой голос... такой веселый... ты думаешь, я не узнаю его? Ты используешь его, чтобы расставлять ловушки. Скрываешься за своими словами. И я знаю, что то, как ты говорила, не похоже на тебя. Говори, что хочешь обо мне, о произошедшем между нами, о форме солнца и цвете травы и о любых других общемировых истинах, которые ты отрицаешь. Отрицай все, пока боги не покарают тебя. Но ты не можешь утверждать, что я не знаю тебя. – Сейчас он стоял достаточно близко, чтобы воздух между ними щекотал кожу Кестрел. – Я... думал о тебе. – Его голос стал тише. – Я думал о том, что ни разу за все то время, в течение которого я знаю тебя, ты мне не солгала.
Смех Кестрел был лишен дыхания. Он был коротким, недоверчивым.
— Позволь мне сказать по-другому, — проговорил Арин. — Ты могла провести меня. Но ты всегда была честна с собой. Иногда даже со мной. Ты никогда не лгала.
— Ты забыл о том, как я отправила армию отца против твоей?
— Я знал, что ты так поступишь. Ты знала, что я знал. Где здесь ложь? Я никогда не ощущал лжи на твоих губах. Пожалуйста, Кестрел. Прошу. Не лги.
Кестрел сжала холодный камень перил балюстрады. Арин сказал:
— Ты знаешь что-нибудь насчет Тринна?
— Нет. Дай мне пройти.
— Не позволю. Кестрел... ты действительно хочешь выйти замуж за принца?
— Мне показалось, ты не хотел о нем говорить.
— Желание и необходимость — не одно и то же. — Его лицо приблизилось к ее. — Скажи мне. Эта помолвка по твоей воле? Потому что я не верю в это. Не поверю, пока ты сама мне не скажешь.
Стекло за ее спиной обожгло холодным пламенем. Она задрожала. Он был так близко. Все, что ей нужно было сделать, так это отцепить пальцы от перил и наклониться к нему. Это казалось неизбежным, словно чаша переполнилась и готова была вот-вот опрокинуться.