Преступление победителя
Шрифт:
Она отступила в сторону, когда в укрытие теней скользнул кот. Холод здесь шумел. Его звон отражался от битком набитых зданий. Он треснул от грохота распахнувшейся двери таверны. Кестрел увидела вывеску, на которой была изображена сломанная рука, и затем наблюдала, как мужчина, судя по виду, валорианец, спотыкаясь, вышел наружу и его вырвало прямо на улицу. Он поднял голову, вытер рот и осоловело уставился на Кестрел, на самом деле ее не замечая.
Затем он прищурился. Взгляд его замутненных глаз медленно сфокусировался.
— Я тебя знаю? — спросил он.
Кестрел
* * *
— Ты плохо выглядишь, — сказала женщина-счетовод. Она сидела, засунув руки в карманы брюк и положив ноги на стол, и изучала Арина поверх стальных носков ботинок.
Для такого времени суток в «Сломанной руке» было слишком людно. Однако к берегу причалил корабль, и моряки уже напились. В углу несколько валорианских солдат спорили над игрой в «Клык и Жало».
Тем не менее, счетовод была спокойна: она с невозмутимым видом отклонила стул на задние ножки и выжидающе курила, наблюдая за открывшейся картиной. Люди сами к ней подходили.
— Хочешь сделать ставку? — спросила она Арина. Счетовод была приблизительно его возраста или же немного старше и не могла похвастать чистотой валорианской крови. Цвет ее распущенных волос, довольно редкий, валорианцы называли воинственно рыжим, но плоское лицо с черными глазами и светло-коричневая кожа говорили о наследии севера.
Арин улыбнулся, отчего швы на его лице болезненно растянулись.
— Чего я хочу, — сказал он, — так это одно слово.
— Всего лишь? Ты показался мне одним из тех, кто хочет больше, чем им положено. Отметина на твоем лице еще свежая.
— Я хочу увидеть ставки.
Счетовод выдохнула облачко дыма.
— Я была права. Ты сумасшедший. Я никому не показываю ставки... разве что, когда меня очень хорошо попросят.
— Я могу хорошо попросить.
Женщина кивнула на пустой стул возле себя.
Арин сел.
— Я могу поделиться информацией.
Счетовод пожала плечами.
— У меня нет причин доверять ей.
— Я мог бы работать на тебя.
— То, что мне нужно, не в твоих силах. В моем деле есть место только мне. Разумеется, у меня есть вышибалы, которые напоминают людям, что пора платить. Ты бы подошел. Но — без обид — это не стоит того, о чем ты просишь.
Арин помедлил, а затем сунул руку в карман. Он раскрыл ладонь. В ней лежала изумрудная серьга, камень которой был размером с птичье яйцо. Серьга принадлежала его матери.
— Это подойдет? — спросил Арин.
* * *
К тому времени как Кестрел вышла к верфи, ее радость по поводу холода испарилась. На девушке было столько слоев одежды, сколько ей удалось скрыть под рабочим платьем, однако, приближаясь к дому капитана порта, она дрожала. Под ее ногами хрустели камешки и раковины устриц.
Вход в дом был расположен со стороны моря и выходил на освещенную факелами набережную. Кестрел держалась теней позади здания. Она слышала, как шутят моряки, которые входили, чтобы отметиться в журнале капитана порта. Тот записывал всех, кто входил в гавань или покидал ее: моряков, которые спускались на берег в увольнительную, и корабли, бросавшие якорь. Также он помечал, откуда корабли приплыли и какие товары привезли.
В его журнале должно быть то, что Кестрел хотела узнать о судне главы Сената. Тот не привез из своего путешествия на южные острова никаких даров своей дочери. Возможно, он был скуп или злился на Марис... или же его корабль не привез вообще ничего, что было бы действительно странно, так как главной причиной плавания на южные острова были местные товары.
Что, если глава Сената не посещал острова? Он мог направиться в другое место, где солнце зимой тоже было жарким, достаточно жарким, чтобы затемнить его кожу. Что, если он побывал на самой южной оконечности Геранского полуострова, где рос печной орех? Кестрел вспомнила, как Арин тревожился за урожай и за то, какую его часть заберет император. Возможно, глава Сената втайне оценил, чего урожай будет стоить.
Кестрел дождалась, пока моряки покинут дом и минуют изгиб набережной, за которым начинался город. Затем она нащупала на земле камень с вкраплениями крошечных ракушек, взвесила его в руке и разбила заднее окно дома капитана порта.
Из дома раздался грохот: стул, который был отклонен на задние ножки, опустился на все четыре.
Шаги тяжелых ботинок. Скрип петель побитой погодой двери. Приближающиеся по камням шаги.
Кестрел могла не сомневаться, что капитан порта обнажил кинжал. Она тоже вытащила свой. Она выбрала самые простые ножны, которые у нее были, и обернула рукоять с драгоценными камнями шарфом, но ей казалось, что даже через ткань на нее все равно направлен колющий взгляд алмазов.
Капитан порта обошел угол дома. Это был крупный мужчина — бывший солдат, как и все капитаны портов. Он держал в руке меч, а не кинжал. И девушку пока не видел.
Если Кестрел сделает хоть один неверный ход, она проиграет. Драка с этим мужчиной будет обозначать смерть... или арест. Ее заставят предстать перед императором.
Ее попросят объясниться.
Кровь Кестрел похолодела. По жилам побежали ледяные морские воды.
Она подняла еще один камень и бросила его в тени. Он упал в стороне.
Капитан порта интуитивно повернулся, чтобы посмотреть, что произвело звук.
Кестрел ударила его рукоятью кинжала по затылку.
* * *
Счетовод присвистнула.
— А ты умеешь удивить девушку. — Она прикоснулась к изумруду в ладони Арина. — Откуда мне знать, что он настоящий?
— Тебе придется рискнуть. Мое предложение в силе только сегодня. Возьми камень и предоставь то, что мне нужно... или усомнись во мне, и я уйду.
Он сжал серьгу в кулаке. Арин знал, что счетовод жаждет увидеть камень снова. Судя по ее виду, она испытывала к изумруду те же чувства, что и он.
— Серьги обычно в парах, — сказала женщина. — Где вторая?