Преступление в Голландии

Сименон Жорж

— Кто?

— Девушка.

— Пока ничем. Я не стал ее допрашивать. Дело весьма серьезное. И по-моему, вы нашли верное слово — ревность!

Но, понимаете, господин Ливенс — член Совета…

— Когда Кор возвратился в училище?

— Это установлено: в начале первого.

— А стреляли?

— Без пяти двенадцать… А как же фуражка и сигара?

— У него есть велосипед?

— Да, но… здесь все ездят на велосипедах, для удобства.

Я сам… Но в тот вечер он его не взял.

— Револьвер обследовали?

— Ya! Это револьвер Конрада Попинги, табельное

оружие. Заряженный шестью патронами, он всегда хранился в ящике ночного столика.

— С какого расстояния произведен выстрел?

— Метров с шести (он произнес «шес-с-с-ти»). Это расстояние от окна в ванной… и также от окна комнаты господина Дюкло. А если стреляли не сверху? Узнать невозможно, так как Попинга, ставя на место велосипед, мог и наклониться. Но ведь есть фуражка и сигара, не забывайте!

— Оставим сигару! — проворчал сквозь зубы Мегрэ. И громко добавил:

— Мадемуазель Ани знает о показаниях сестры?

— Да.

— Что она говорит об этом?

— Ничего. Очень умная девушка! Много не болтает, да и вообще совсем не такая, как другие…

— Что, некрасивая?

Решительно каждый вопрос Мегрэ заставлял вздрагивать голландца.

— Не красавица.

— Значит, страшненькая. Вы сказали, что она хочет…

— Найти убийцу! Она работает. Она попросила дать ей прочитать донесения.

Конечно, это произошло случайно: в отделение входила девушка с кожаным портфелем под мышкой, одетая строго, но безвкусно.

Она направилась прямо к полицейскому из Гронингена и быстро заговорила по-голландски, не замечая иностранца или же пренебрегая им.

Полицейский покраснел, замялся, полистал для вида бумаги, показал глазами на Мегрэ, однако она не удостоила его вниманием. Не найдя ничего лучшего, голландец, как бы сожалея, произнес по-французски:

— Она говорит, что закон не разрешает вам производить допросы на нашей территории.

— Это мадемуазель Ани?

Неправильное лицо, слишком большой рот, неровные зубы, портившие ее еще больше, плоская грудь, большие ноги. Но главное — раздражающая самоуверенность суфражистки.

— Да. Если следовать букве закона — она права, но я сказал ей, что обычай…

— Мадемуазель Ани понимает по-французски, не так ли?

— Кажется, да.

Девушка никак не отреагировала. Подняв подбородок, она терпеливо ждала, когда мужчины закончат совещание.

— Мадемуазель, — начал Мегрэ с преувеличенной любезностью, — имею честь засвидетельствовать вам свое почтение — комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Мне хотелось бы узнать ваше мнение о мадемуазель Бетье и ее отношениях с Корнелиусом.

Она попыталась улыбнуться, улыбка получилась робкая, вымученная. Посмотрев сначала на Мегрэ, потом на своего соотечественника, девушка с трудом пробормотала по-французски:

— Я не… Я… не очень хорошо понимаю…

Сделанного усилия ей оказалось вполне достаточно, чтобы покраснеть до корней волос, а взгляд ее молил о помощи.

Глава 3

«Береговые крысы»

Их было около десятка, мужчин в грубых фланелевых рубахах синего цвета, матросских фуражках и лакированных

деревянных башмаках; одни стояли прислонясь спиной к воротам, другие облюбовали швартовочный кнехт, остальные же, в широченных брюках, придававших им неестественный вид, собрались в кружок.

Они курили, жевали табак, плевали и время от времени, после произнесенной кем-либо удачной фразы, громко хохотали, хлопая себя по ляжкам.

В нескольких метрах от них — корабли, позади — нашпигованный дамбами городишко, вдалеке кран, разгружающий пароход с углем.

Мужчины не сразу обратили внимание на Мегрэ, бродившего вдоль warf [5] , благодаря чему комиссар имел достаточно времени понаблюдать за ними.

Он знал, что в Делфзейле это сборище иронично называют «Клубом береговых крыс». С первого взгляда было ясно, что они здесь не новички и в любую погоду большую часть времени проводят за ленивой беседой, артистично поплевывая.

5

верфь (голл.)

Был среди них владелец трех клиперов, красивых четырехсоттонных парусно-моторных судов, одно из которых поднималось сейчас вверх по Эмсу, входя в порт.

Были там и люди менее солидные, вроде конопатчика, не слишком перегруженного работой, и служащего заброшенного шлюза в форменной фуражке.

Но один человек из всей группы сразу же приковывал к себе внимание. Крупный, пышущий здоровьем, краснолицый, он выделялся еще и тем, что в нем чувствовалась сильная личность.

Башмаки. Куртка. Новая, еще не успевшая обноситься довольно смешная фуражка.

Это был Остинг, которого чаще называли Басом. Бас курил коротенькую глиняную трубку, прислушиваясь к тому, что рассказывают приятели. Хитровато улыбаясь, он время от времени вынимал трубку изо рта и медленно выпускал дым.

Словом, толстокожее, неповоротливое животное с добрыми глазами, вся фигура которого излучала что-то суровое и одновременно надежное.

Он пристально смотрел на пришвартованное у причала судно метров пятнадцати в длину. Ладно скроенное, с хорошим ходом, некогда бывшая яхта, но теперь грязное и запущенное, судно принадлежало ему. А дальше, за судном, широкий Эмс, далекий отблеск Северного моря и полоска красного песка — остров Воркюм, владение Остинга.

Вечерело. Свет заходящего солнца подчеркивал краски кирпичного города, полыхал пожаром на сурике ремонтирующегося парохода, отражение которого вытягивалось на водной глади.

Неторопливо посматривая вокруг, Бас остановил свой взгляд на Мегрэ. Маленькие зеленовато-голубые глаза долго изучали комиссара. Потом мужчина выбил трубку, постучав ею о башмак, сплюнул, достал из кармана свиной мочевой пузырь, где держал табак, и поудобнее прислонился к стене.

С этого момента Мегрэ постоянно ощущал на себе его взгляд, в котором не было ни насмешки, ни вызова, взгляд спокойный и вместе с тем озабоченный, взгляд, который взвешивал, оценивал, рассчитывал.