Преступления и призраки (сборник)
Шрифт:
Так о чем я говорю? А – да, правильно: у русских в бою есть, как это называется, кураж. Там, где их поставили, они держатся отважно, стреляют в правильном бою, по команде, тоже хорошо. Но вот чтобы угадать момент, когда надо броситься на прорыв, а когда обождать – так с этим у них не очень, заметно хуже, чем у нас. Помню случай, когда русские отбили атаку французов и сразу же, выйдя из окопов, кинулись их преследовать, словно английских частей нигде и близко не было. А мы ведь там были, сэр, причем на дистанции прицельного огня. Право слово, мне сейчас даже неловко вспоминать, как я тогда стрелял по этим русским ребятам, убивая их, словно мух каких. Добро бы из-за кого – так ведь из-за французов! Гаже вояк не бывает. По крайней мере, я в своей жизни не встречал. Из всех французских солдат я только о зуавах плохого слова не скажу. Это молодцы хоть куда, согласен; зато остальные! Вор
– Вы хотите сказать, что французы были опасны даже своим британским союзникам? – спросил я.
– В самую точку, сэр! Если у вас было чем поживиться, то еще как опасны. Вот послушайте, что случилось с Биллом Камероном – он, бедняга, служил у нас на батарее. Ему пришло письмо, в котором сообщалось о болезни его жены, ну, а поскольку он и сам уже серьезно хворал, начальство разрешило Биллу отправиться домой. Значит, получает Камерон от военного казначейства полагающуюся ему по такому случаю плату, целых двадцать восемь фунтов, и уже завтра ему надлежит быть на борту транспорта, отчаливающего в Англию. Билли, конечно, решил это дело отметить, напоследок промочить горло – и все бы ничего, да только отправился он за этим делом в ту кантину, что во французском лагере. Нашли мы его уже утром, на ничейной земле аккурат между траншеями. Мертвее бараньей туши в лавке мясника, сэр, а выглядел еще похуже: на теле места целого не было. И побожусь, что все те пометки были не от оружия, а от солдатских башмаков. Короче говоря, запинали бедолагу до смерти… И это не единственный случай, сэр. Ближе к зиме нам выдали отличные теплые тужурки – так я вам прямо скажу: кое-кто из англичан в ту пору умер не от вражеской пули, а кое-кто из французов не мерз, потому что обзавелся такой тужуркой… А впрочем, тут дело могло повернуться и иным боком. Вы как, сэр – еще не чересчур устали? Нет? Ну и отлично: я просто опасаюсь, не слишком ли вас заболтал. Пожалуй, еще расскажу вам историю, которая произошла с четверыми солдатами из нашего лагеря. Сэм Келси, Джек Бернс и тип по фамилии Проут, ирландец, имени его не помню, а четвертым был я сам – в общем, мы возвращались с одной, ну, скажем так, вечеринки. Когда мы проходили через французский лагерь, Проут, вижу, вдруг начинает что-то смекать: он вообще-то хитрец был известный. Останавливается и говорит:
– А знаете, парни: если у вас всех вместе отыщется наличность хотя бы на шесть пенсов (у меня-то ни гроша) – я вам сейчас подскажу, как преумножить это богатство. Заодно и поразвлечемся!
Что ж, это хорошее дело, мы все согласились. Правда, когда пошарили по карманам, оказалось, что на всех набирается лишь четыре пенса.
– Сойдет, – говорит Проут. – Ступайте за мной вон туда, к французской кантине. И все, что вам надо, – это выглядеть как можно более пьяными, да еще соглашаться со всем, о чем я у вас ни спрошу.
Дело нехитрое, мы согласились. Что именно задумал Проут, нам тогда и в голову не пришло, однако мы, изо всех сил спотыкаясь и пошатываясь, пошли куда сказано, протолкались сквозь праздную толпу собравшихся вокруг кантины французов и на все четыре пенса купили ихнего ликера. Каковой тут же и выпили.
– Л-ладно, – громко говорит Проут. – Хорошего п-понемножку. Теперь валим к себе, что ли?
– Ага! – отвечаем мы.
– Слышь, Сэм, проверь к-карманы: ты свои тридцать фунтов не потерял еще?
– Не-а! – отвечает Сэм, будто бы едва держась на ногах.
– А! Это хо-ро-шо… А вот, к примеру, ты, Билл, свое трехмесячное жалованье как сегодня получил, так сегодня и пропил. Или, с-скажешь, оно еще при тебе?
– Т-так точно, п-при мне! – соглашаюсь я.
– Ну и лады! – кивает Проут. – Тогда идем баиньки. Только ч-чур, не падать! Кто упадет – ик! – тот сам и виноват. Я, по крайней мере, его поднимать не б-буду.
И мы, еще сильней качаясь, двинулись к своему лагерю. На тот момент только дурак не догадался бы, что задумал наш ирландец. Едва кантина скрылась с глаз, он остановился. Мы собрались в кучку и пошептались.
– Они, конечно, все поняли так, как надо, – говорит Проут, – и теперь сколько-то человек наверняка пойдет за нами следом. Не так уж много, ведь они думают, что мы пьяны без малого в лёжку. Бьюсь об заклад, что вчетвером мы их одолеем! Учтите, друзья, французы деньги в карманах не носят, у них для этого есть специальные маленькие сумочки вроде кошельков, на шнурке через шею. Так что даже обыскивать никого не придется, достаточно оборвать шнурок…
Мы переглянулись – и пошли себе дальше, все так же нетвердо ступая и готовясь преподнести французам большой сюрприз. Идем себе и даже удивляемся: ни одна французская душа так
Для нас это было сигналом, мы все сразу перестали притворяться пьяными и бросились вперед. Но начал дело, конечно, Сэмми. Сильнее него, Келси я имею в виду, на всей батарее было не сыскать, но дело не в одной лишь силе: прежде чем пойти в солдаты, он зарабатывал на жизнь боксом. Причем не только по всяким там благородным правилам. Короче говоря, он так вмазал французу снизу под челюсть, что тот дважды вокруг себя провернулся да и прилег, кровищей хлюпая. Остальные кинулись на нас, однако все, что они умели – грозно орать и пинаться. Не очень-то им это помогало, когда мы раз за разом посылали их в нокаут: пусть с меньшим умением, чем Сэм, но тоже толково!
Мы их, сэр, так и оставили валяться неподалеку от нашего лагеря: в беспамятстве и в чем мать родила. Деньги у них действительно были в нашейных кошельках: когда мы сложили все вместе да перевели на английский курс, получилось пять да еще три десятка… это будет… целых тридцать пять гиней, сэр! На четверых поделить – оно, конечно, меньше, но тоже приятно. А еще ботинки у них очень удобные. И фланелевые рубашки. И еще кое-что пригодилось по мелочам. Кроме того, с той поры больше не было случая, чтобы во французском лагере нападали на подвыпивших англичан. Я так понимаю, союзнички всегда подозревали, что это их снова в ловушку заманивают…
Ветеран в очередной раз прервался, чтобы хлебнуть из бокала. Потом оценивающе посмотрел на меня. Я было решил, что он исчерпал запас рассказов, однако мой собеседник еще раз затянулся трубкой – и продолжил:
– Да, этот Келси – Сэм то есть – был куда как крут. Но до другого Келси, своего собственного брата, Джо по имени – о, до него даже Сэму далеко. Хотя это как сказать, сэр: ведь если о ком говорят с восхищением, так тот чаще всего замечательный человек и есть; а Джо Келси – он был чем-то вроде проходимца. Оно, правда, большинство замечательных людей как раз таковы… В общем, с Джо Келси я познакомился уже после войны, на Гибралтаре. Я там нес службу на укреплениях, а он помогал их обновлять и достраивать: не по своей воле, а потому, что отбывал там каторжный срок. За что, спрашиваете? Ну, было что-то, связанное с делишками, которые случаются вокруг азартных игр… а может, и что иное… Джо был отчаянная голова, но надзиратели отлично знали, что он попробует сбежать при первой же возможности, и держали его под особым присмотром. Но однажды, было дело, он работал на берегу реки и вдруг видит – плывет пустая корзина: в таких у нас доставляли припасы для офицеров, в основном бутылки вина, ну да неважно. Он корзину выловил да и спрятал в камыше, предварительно выломавши у нее донце. На следующее утро мы только завтракать сели, как слышим – со стороны реки какие-то крики, охрана бегает, суетится… Потом, гляжу, один из надзирателей уже к нам спешит: «Подъем, мол, парни, сигнал – “пять лопат”!» Это, сэр, был такой код, знак общей тревоги на случай, если заключенный сбежит. Мы, понятно, вскакиваем и кидаемся прочесывать местность. Ищем беглеца старательней, чем собаки ищут зайца: тут ведь не только приказ, но и награда – тому, кто задержит беглого преступника, полагается два фунта. Всё подчистую просмотрели, под каждый камень, в каждую лужу заглянули – нигде нет и следа Джо (нам уже сообщили: именно он сбежал). Уж и бросили поиски, решили – не иначе на дне реки он, больше негде. Утоп с концами.
Посреди дня я нес дежурство на парапете крепостной стены, о беглом каторжнике уже и не думал. Даже когда краем глаза заметил корзину, помаленьку дрейфующую в проливе, где-то за полумилю от берега – и тогда не подумал. Но через четверть часа заметил ее снова. И тут уж почесал в затылке.
– Какого черта, – спрашиваю у другого часового, – эта штука помаленьку перемещается к испанскому берегу? Разрази меня гром, если это не против ветра и течения, а значит, также супротив законов природы и здравого смысла!