Преступления страсти. Коварство (новеллы)

Арсеньева Елена

Но кто же он, тот человек, который нанес такой удар русскому государю? Что подвигло его на предательство? Как он мог на него пойти?

Кто снидет в глубину морскую, Покрытую недвижно льдом? Кто испытующим умом Проникнет бездну роковую Души коварной? Думы в ней, Плоды подавленных страстей, Лежат погружены глубоко, И замысел давнишних дней, Быть может, зреет одиноко… Не многим, может быть, известно, Что дух его неукротим, Что рад и честно и бесчестно Вредить он недругам своим; Что

ни единой он обиды С тех пор, как жив, не забывал, Что далеко преступны виды Старик надменный простирал; Что он не ведает святыни, Что он не помнит благостыни, Что он не любит ничего, Что кровь готов он лить, как воду, Что презирает он свободу, Что нет отчизны для него.

Так писал о Мазепе Пушкин, и он хорошо знал то, о чем писал.

Для Ивана Степановича Колединского-Мазепы и впрямь не было отчизны. Он родился в казацкой русской семье, довольно родовитой: фамилия Колединских была одной из самых древних в Малороссии и заслуженных в Войске Запорожском. В 1544 году его отдаленный предок получил от Сигизмунда I село Мазепицы в Белоцерковском повете с обязательством несения конной службы при белоцерковском старосте. От названия сего села и пошла фамилия, которой предстояло сделаться достоянием истории.

Когда родился персонаж нашего очерка, трудно сказать. Источники называют самые разные даты: от 1529 до 1544 года. Судить о его годах мы можем только по Пушкину – мол, был он к 1608 году глубокий старик:

Он стар. Он удручен годами, Войной, заботами, трудами…

Но ведь в те времена годы старости начинали отсчитываться неоправданно рано. А уж если Мазепа мог до одури влюбить в себя молодую красавицу, выходило, что был он не столь уж замшел и дряхл.

Но об этом мы еще поговорим, о любви… А пока – о фактах, так сказать, сугубо биографических.

Исторические персонажи такого масштаба, как Мазепа, неминуемо заинтересовывают литераторов. Уделил ему внимание не только Пушкин – и знаменитый английский поэт Джордж Гордон Байрон впечатлился его судьбой. Пушкин, кстати, возьмет эпиграфом для «Полтавы» несколько строк из поэмы Байрона «Мазепа»:

The power and glory of the war, Faithless as their vain votaries, men, Had pass’d to the triumphant Czar.

Современные переводчики трактуют эти строки так:

Победный лавр и власть войны, Что лгут, как раб их, человек, Ушли к Царю.

Впрочем, не о тонкостях перевода речь. Байроновский Мазепа рассказывает Карлу XII, с которым он вместе бежал после разгрома под Полтавой, историю своей жизни:

Я, государь, готов Встряхнуть все семьдесят годов, Что помню. Двадцать лет мне… да… Так, так… был королем тогда Ян Казимир. А я при нем Сызмлада состоял пажом. Монарх он был ученый, – что ж… Но с вами, государь, не схож: Он войн не вел, земель чужих Не брал, чтоб не отбили их; И (если сейма не считать) До неприличья благодать Была при нем. И скорбь он знал: Он муз и женщин обожал, А те порой несносны так, Что о войне вздыхал бедняк, Но гнев стихал, – и новых вдруг Искал он книг, искал подруг. Давал он балы без конца, И вся Варшава у дворца Сходилась – любоваться там На пышный сонм князей и дам. Как польский Соломон, воспет Он был; нашелся все ж поэт Без пенсии: он под конец Скропал сатиру, как «не-льстец». Ну, двор! Пирам – утерян счет; Любой придворный – рифмоплет; Я сам стишки слагал – пиит! – Дав подпись «Горестный Тирсит [12] ».

12

Тирсит, Терситом – символ жалкого поэта, который посягнул соревноваться с великими поэтами.

В самом деле – Иван Мазепа получил хорошее по тем временам образование. Он учился в Киевской духовной академии, затем в Варшаве и три года в Западной Европе. В молодые годы Иван попал ко двору польского короля Яна Казимира (1609-1672). Тот благосклонно относился к украинской знати, хотя вся польская шляхта украинцев презирала. Поэтому Мазепе не совсем уютно было при дворе, и он пытался скрывать свое происхождение, выдумывая каких-то шляхетских предков. Так или иначе, он был назначен «пажом покоевым» (камер-юнкером), учился в коллеже иезуитов. Этот факт его биографии стоит запомнить: он многое объяснит в механике, так сказать, его дальнейшего предательства.

Образованные люди при дворе были редкостью, их ценили, и вскоре Мазепа уже начал выполнять важные поручения короля. Так, например, его отправляли с посланиями к гетманам Левобережной Украины, подвластной России, к Ивану Выговскому и Юрию Хмельницкому. Суть поручений сводилась к тому, чтобы склонять их на измену России, и они были выполнены блестяще: и Выговский, и Юрий Хмельницкий переметнулись к Польше.

Такие задания были Мазепе полезны тем, что помогали ему обуздывать пылкий нрав и вырабатывать, как мы сказали бы теперь, политкорректность. Он был вспыльчив, рука его то и дело тянулась к рукояти карабели (как польские шляхтичи называют саблю), и он всегда был готов постоять за свой щирый гонор, пусть и не вполне польский.

Сверстники и товарищи его, придворные католической веры, охотно издевались над «диким казаком» и как-то довели его до того, что против одного из них Мазепа в горячности обнажил саблю. Это случилось в королевском дворце, а значит, считалось преступлением, достойным смерти. Но король Ян Казимир поверил, что Мазепа поступил так неумышленно, потому не стал казнить его, а только удалил от двора.

Мазепа уехал в имение своей матери, на Волынь, и вот здесь-то произошла история, которая перевернула и жизнь его, и политические, как принято выражаться, симпатии и антипатии.

Рядом с имением его матери жил в своем имении некто пан Фальбовский, человек немолодой, зато бывший мужем молодой жены…

Байрон так излагает завязку этой истории:

Там некий граф был, всех других Древнее родом и знатней, Богаче копей соляных Или серебряных. Своей Гордился знатностью он так, Как будто небу был свояк; Он слыл столь знатен и богат, Что мог претендовать на трон; Так долго устремлял он взгляд На хартии, на блеск палат, Пока все подвиги семьи, В полубезумном забытьи, Не стал считать своими он. С ним не была жена согласна: На тридцать лет его юней, Она томилась ежечасно Под гнетом мужа; страсти в ней Кипели, что ни день, сильней; Надежды… страх… и вот слезою Она простилась с чистотою: Мечта, другая; нежность взгляда Юнцов варшавских, серенада, Истомный танец – все, что надо, Чтоб холоднейшая жена К супругу сделалась нежна, Ему даря прекрасный титул, Что вводит в ангельский капитул; Но странно: очень редко тот, Кто заслужил его, хвастнет. Я очень был красив тогда; Теперь за семьдесят года Шагнули, – мне ль бояться слов? Немного мужей и юнцов, – Вассалов, рыцарей, – со мной Могли поспорить красотой…

Итак, красавец прельстил красавицу, а потом с легкостью обольстил. Обычная история! Однако многие уверяли, будто Мазепа знает некое «слово», которое заставляет женщин падать в его объятия, словно переспелые яблоки. Да уж, никогда в жизни он не знал от женщин отказа, и именно это часто служило причиной неприятностей, которые его настигали.

Таких, как я, любовный пыл Не устает всю жизнь терзать, Сквозь боль и злобу – любим мы! И призрак прошлого из тьмы Приходит к нам на склоне лет И – за Мазепой бродит вслед…