Преступления страсти. Месть за любовь (новеллы)
Шрифт:
Как бы не так! В честь отца обоих родителей!
В конце концов Ольга Юрьевна, с приятным чувством исполненного долга, затворилась во владимирском монастыре и приняла постриг.
Прежде чем проститься с этой пугающей, кровожадной женщиной, вспомним весьма известное произведение древнерусской литературы, а именно — «Моление Даниила Заточника». До сих пор не установлено, кто был его автор — то ли дворянин, то ли дружинник, то ли вовсе холоп или ремесленник. Исследователи даже сомневаются, в какую эпоху он жил и творил, тот Даниил: то ли при Юрии Долгоруком, то ли в позднейшую эпоху, чуть ли не при Всеволоде Большое Гнездо (1154–1212). Ну, Юрий Долгорукий тут определенно ни при чем, ибо в тексте упоминается село Боголюбово, построенное его сыном Андреем уже после смерти отца…
В «Молении» вообще масса интересного, однако наиболее любопытны и, не побоюсь даже сказать, скандальны строки, посвященные «злой жене». Даниил Заточник развивает тему, затронутую в свое время Соломоном, — развивает весьма творчески! Вот только некоторые из его пассажей, под которыми охотно подпишутся многие мужчины, но с которыми не соглашаются женщины:
«Что такое жена злая? Людская смута, ослепление уму, заводила всякой злобе, в церкви сборщица дани для беса, защитница греха, засада для спасения.
Если какой муж смотрит на красоту жены своей и на ее ласковые и льстивые слова, а дел ее не проверяет, то дай Бог ему лихорадкой болеть и да будет он проклят.
Хорошая жена венец мужу своему и беспечалие, а злая жена — горе лютое и разорение дому. Червь дерево точит, а злая жена дом своего мужа истощает. Лучше в дырявой ладье плыть, нежели злой жене тайны поведать: дырявая ладья одежду замочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубит. Лучше камень бить, нежели злую жену учить; железо переплавишь, а злой жены не научишь.
Ибо злая жена ни ученья не слушает, ни церкви не чтит, ни бога не боится, ни людей не стыдится, но всех укоряет и всех осуждает.
Что злее льва среди четвероногих и что лютее змеи среди ползающих по земле? Всех тех злее злая жена. Нет на земле ничего лютее женской злобы! Из-за жены прадед ваш Адам из рая был изгнан; из-за жены Иосиф Прекрасный в темницу был заключен; из-за жены пророка Даниила в ров ввергли, где львы ему ноги лизали. О злое, острое орудие дьявола и стрела, летящая с ядом!
У некоего человека умерла жена; он уже по смерти ее начал продавать детей. И люди сказали ему: «Зачем детей продаешь?» Он же ответил: «Если родились они в мать, то, как подрастут, меня самого продадут».
Вот такой впечатляющий текст. Написано, конечно, с чувством. Явно о какой-то конкретной женщине! Отчего-то расхожим стало у некоторых историков, будто прообразом злой жены послужила для Даниила Заточника Улита Кучковна — поскольку вместе со своими братьями участвовала в убиении благочестивого князя Боголюбского. И утверждается так, притом что уже доказано: Улита умерла раньше! Ко времени своей смерти Андрей Боголюбский был вновь женат.
На другой!
Возможно, конечно, что пассажи Заточника относятся к новой жене. Однако мне почему-то кажется, что Даниил был знаком с Ольгой Юрьевной, княгиней Галицкой. О ней и писал в своем «Молении», она и есть «злая жена». Ведь ни к кому из персонажей этой истории так, как к ней, не подходит восклицание: «Нет в мире ничего лютее женской злобы!»
Вернемся, впрочем, в Боголюбово.
Князь Андрей Юрьевич, желая всем показать, как сурово осуждает покойную жену, даже не стал ждать, пока закончится жалевой (печальный) срок, то есть траур. Всего лишь полгода прошло после ее смерти, как он женился вновь.
На сей раз его избранницей стала осетинская княжна, имени которой история не сохранила. Ее называли просто Яся, то есть осетинка.
Надо сказать, что князь Боголюбский вообще любил окружать себя инородцами — воспользуемся терминологией тех времен. Он ведь и сам был крови смешанной, не вполне русской: по матери половец. А если еще вспомнить происхождение самого Гюрги, матерью которого была англичанка Гита… Ну и так далее, глядя в глубь веков.
Русский человек — не столько происхождение, сколько национальное самосознание. Так вот этого предрассудка оголтелый князь Боголюбский был начисто лишен. Потому он в свое время и опоганил Киев грабежом. Потому в его окружении и появлялись личности, мягко говоря, колоритные — вроде ключника ясина (то есть осетина) Анбала.
Ключник — ясин, вторая жена — Яся… Не исключено, что брак состоялся не без участия Анбала. Все-таки не столь часто появлялись в ту пору на Руси люди, так сказать, кавказской национальности. Однако появлялись! И русские на Кавказе возникали сплошь и рядом, более того — поднимались до самых верхов власти. Одним из таких людей станет Юрий, сын Андрея Боголюбского… но до сего события еще должно пройти более десяти лет. Пока же — у осиротевшего княжича появилась мачеха.
Рассказывают, она была красавица, та Яся… Но — не родись красивой, а родись счастливой. Пылкая осетинка очень скоро убедилась, что вышла замуж для того, чтобы жить в довольстве днем, но проводить ночи в одиночестве: боголюбие ее мужа с каждым годом лишь росло и процветало. Каждую сладкую минуту, проведенную с женой, князь Андрей Юрьевич воспринимал как грех и, вскочив с постели, немедленно бежал в храм — грех замаливать. И грешить старался все реже, реже, реже… А после медового месяца и вовсе перестал. То есть Яся переживала все, что в свое время пережила несчастная Улита.
Неведомо, как складывались бы отношения супругов далее. Возможно, что и Яся смирилась бы со своим унылым существованием, как смирилась ее предшественница на безрадостном супружеском ложе. Но тут как раз случилось некое происшествие.
Старая нянюшка покойной Улиты Кучковны затеяла помирать.
Она ни словом не нарушила клятву, данную Ольге Юрьевне. Прежде всего потому, что боялась. Вот и молчала мертво, молчала до смерти… но в последние свои минуты все же разомкнула уста — для исповеди. Она почти уже ничего не сознавала, не заметила, что в опочивальне, кроме священника, присутствует еще один человек. Он очень любил нянюшку: ведь она вынянчила и его, прежде чем ей передали Улиту. Неудивительно, что тот человек бодрствовал возле смертного одра старушки.
Брат Улиты Кучковны, Илья.
Страшная, невероятная история, рассказанная нянюшкой, ошеломила тех, кто ее услышал. Священник, понятное дело, никому ничего не сказал — из страха Божия, из чувства долга, ради сохранения тайны исповеди. На уста же потрясенного Ильи налагала печать любовь к сестре. Поэтому он сообщил о страшном открытии только одному человеку: своему брату. И испытал новое потрясение: оказывается, Аким уже знал обо всем. Узнал давно, сразу после самоубийства Улиты. И сказал ему не кто иной, как… сам Боголюбский!