Преступления страсти. Ревность (новеллы)
Шрифт:
«Бедный мой мальчик… Любимый мой мальчик… Как же должна была страдать твоя гордость, если ты решил обратиться за помощью к своему первому обвинителю! Но ничего. Я исцелю все твои раны, я подниму тебя на такую высоту, на какую еще не поднимался никто, даже Лейстер. Даже Лейстер!»
Королева отшвырнула истерзанный платок, нетерпеливо протянула руку, с трудом разомкнула спекшиеся, пересохшие от волнения губы:
– Ну, давайте, давайте скорее!
Сесил взглянул недоуменно:
– Простите, ваше величество, я не понимаю…
Королева резко выпрямилась:
– Что это значит? Разве он не передал вам перстень? Давайте же его скорей, и я сейчас же…
Она осеклась. Сесил поклонился:
– Ваше величество, при нем не было никакого перстня. Как и положено, его обыскали перед тем, как он положил голову на плаху, он сам вывернул карманы.
– Положил голову на плаху… – непонимающе, эхом, повторила королева. – Кто?
– Ваше величество, я прибыл сообщить вам, что казнь свершилась. Роберт Деверо, граф Эссекс, государственный преступник, был казнен полчаса тому назад на лужайке Тауэра, позади Башни Цезаря… по вашему повелению: как вы помните, вы сами заменили публичную казнь на этот скромный акт…
– Что? – тихо сказала королева.
– Казнен, – терпеливо повторил Сесил. – Палач отрубил ему голову тремя ударами, уже первый из которых оказался смертельным, совершенно лишив сознания и движения. Разве вы не слышали пушечного выстрела, который возвещал о свершении казни?
Королева, такое впечатление, не слышала вообще ничего.
– Где перстень? – промолвила она, слабо шевеля губами. – Он должен был передать вам перстень для меня, ведь в том перстне был залог его жизни. Когда-то я дала ему слово, что, получив перстень, забуду все обиды и вспомню только о той любви, которую питала… которую всегда буду питать к нему… Я вспомню и…
Сесил мрачно кивнул. Он что-то в таком роде слышал, о каком-то перстне, подаренном королевой Эссексу еще давно, в самый разгар его успехов при дворе… Но у несчастного узника, которому час назад отрубили голову, никакого перстня не было, Сесил готов был дать голову на отсечение!
Он невольно содрогнулся от столь мрачного каламбура. И наконец-то понял, почему узник вел себя так странно. Он был в общем-то спокоен, однако с некоторым нетерпением оглядывался, словно ожидал, что в тесный дворик вдруг войдет кто-то… Чудилось, даже положив голову на плаху, он все еще не верил, что сейчас расстанется с жизнью. Он ждал, он терпеливо ждал!
Ждал помилования, которого так и не последовало…
Интересно, куда запропастился перстень, от которого зависела жизнь приговоренного? Был послан королеве и пропал? Его присвоил гонец? Или кто-то во дворце перехватил его и припрятал? Что и говорить, у Роберта Деверо, графа Эссекса, было немало врагов, Роберт Сесил находился в их числе, и еще неизвестно, как бы он поступил, попади ему в руки заветный перстень королевы! Но сейчас (редкий случай!) совесть его была чиста. И перед королевой, и перед бывшим другом его детства – графом Эссексом, Робертом Деверо.
– Эссекс мертв, ваше величество, – проговорил он беспощадно. – У королевы Англии стало на одного врага меньше. Думайте об этом, думайте прежде всего об этом…
«И вам станет легче!» – чуть не сказал он вслух, но вовремя прикусил губу.
Королева… Слышала она его или нет? Смотрела в никуда, чуть шевеля губами, иногда хмурясь, иногда слабо улыбаясь. Что видела она в это мгновение, с кем из двух Робертов – уже навеки потерянных для нее! – мысленно говорила?
1576 год. Королева Елизавета навестила замок своего министра, лорда-казначея Уильяма Сесила, лорда Берли. Тотчас после сэра Уильяма к королеве с не слишком-то ловкими поклонами приблизились два мальчика лет десяти: Роберт Сесил, который уже тогда, бедняжка, был нескладен и сутул, а в будущем обещал сделаться и вовсе горбатым уродцем, и еще один – высокий, с каштановыми волосами, с яркими глазами, с высокомерным лицом.
– А это еще кто? – удивилась Елизавета, знавшая, что у сэра Уильяма всего один сын.
– Это сын Уолтера Деверо и леди Летиции Ноллис, – сказал лорд Сесил, сделав самое скромное и невыразительное лицо, особенно когда произнес имя дамы.
Леди Летицию с некоторых пор королева называла не иначе как «волчица» и ненавидела ее, пожалуй, больше всех на свете. На этой проклятой Летиции тайно женился единственный человек, кого любила «королева-девственница», – любила отнюдь не той любовью, которая приличествовала бы этому ее званию, зато любила всю жизнь. Роберт Дадли, граф Лейстер, «сердце двора», «глаза королевы», красивейший из мужчин, богатейший и знаменитейший из англичан, обладатель самой скандальной славы, ставший, как уверяли смакователи тайных сплетен, любовником Елизаветы еще в те незапамятные времена, когда она была узницей своей сестры Марии Тюдор, по прозвищу Кровавая, и содержалась в замке Гетфильд…
В ту пору, читая ежевечернюю молитву, Елизавета не знала, сможет ли прочесть утреннюю – жизнь ее воистину висела на волоске, ведь Мария, одержимая ревностью и завистью к более молодой и более красивой Елизавете, с рассудком, помутненным болезнью, подозревала единокровную сестру во всех мыслимых и немыслимых заговорах с целью захвата короны. А вот Роберт Дадли и в самом деле стал участником одного из таких заговоров, имевших целью возвести на трон «протестантскую королеву» Елизавету вместо ярой католички Марии, которая зажгла в Англии такое множество костров для еретиков, что жители Лондона жили в ядовитом чаду и жутком запахе горевшей плоти. На один из таких костров была прямая дорога Дадли – на костер или на плаху, где недавно расстался с головой его отец, лорд Нортумберленд. Однако, лишь взглянув на Роберта, Мария заколебалась. У жесткой королевы не нашлось сил лишить жизни такого красавца! Обаяние Дадли было поистине бесовское, он был создан на погибель женщинам – королевам и потаскухам, молодым и старым, замужним и девственницам, которые с превеликой охотою расставались в его объятиях со своим главным сокровищем. Рассталась и Елизавета… И с той минуты она почувствовала, что рождена на свет ради этого мужчины.
После того как Мария оставила Дадли в живых, он был выпущен из Тауэра свободным от всех обвинений, получив обратно все отнятое: имущество и звание. Елизавету же продолжали держать в Гетфильде. Конечно, она не теряла там времени даром: изучала языки, историю, музыку, литературу, беспрестанно танцевала. Ах, как она обожала танцы! И на всю жизнь сохранила эту страсть, каждый день начиная с шести-семи гальярд… А ночами она открывала окно своей спальни, ожидая возлюбленного. Слухи о том, что Роберт Дадли слишком часто исчезает из Лондона и что его якобы видели на дороге, ведущей в Гетфильд, дошел до королевского дворца. Мария разъярилась так, что даже ее супруг, Филипп Испанский, втихомолку ненавидевший свою жену, толстую старообразную англичанку, и исполнявший свои обязанности по отношению к ней с нескрываемой скукой, почувствовал что-то вроде изумления: да неужели сия увесистая истеричная матрона способна на столь изысканные чувства?!