Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина
Шрифт:
Я готовился встретить или «делегацию» мятежников Ельцина, или ворвавшийся сюда отряд вооруженных боевиков-ельцинистов... Депутаты, в том числе из военных, которые были направлены мной с приказом развернуть колонны демонстрантов и вернуть их назад, все еще не подавали никаких сведений... Прошло часа два в неимоверно тяжелом ожидании. И вдруг поступает сообщение: «Останкино» взято!» У меня в очередной раз мелькнула мысль: «зачем нам «Останкино»? У нас другая главная задача — продержаться день-два, и будет установлен контроль над Кремлем... Ну, коль скоро «Останкино» перешло под контроль парламента — следует воспользоваться этой возможностью и выступить с обращением к российскому народу по TV».
Поручил пресс-секретарю Злобину
Глава 4. ОБМАНУТАЯ НАДЕЖДА
Последнее заседание Съезда
Последнее вечернее заседание X Чрезвычайного Съезда началось в 18.07, депутаты в приподнятом настроении. Поскольку блокада была прорвана, к нам присоединились депутаты, работавшие в Краснопресненском районном Совете. Депутатов было много, зал набит битком, много журналистов, служащих парламента, представителей демонстраций. Но на душе у меня «скребли кошки» — чем занят Руцкой, где его «военные»?
Выступление начал с того, что поздравил с прорывом блокады, установлением контроля над зданием городской мэрии и «Останкино», призвал еще раз армию на защиту Конституции и выразил надежду, что она установит также контроль над Кремлем. Затем я коротко попытался дать анализ событиям, связанным с путчем заговорщиков и его природой. «Говорят, — сказал я, — что мы имеем дело с «чилийским вариантом». Нет, это не «чилийский вариант». Там все-таки против президента выступили возмущенные женщины с пустыми кастрюлями, отвергающие навязываемый Альенде социалистический порядок, и потребовали улучшения жизни народа. А Пиночет действовал в соответствии с решением чилийского парламента, потребовавшего свергнуть Альенде.
У нас же совершенно другое положение, посмотрите только — даже актриса госпожа Ахеджакова призывает Ельцина расправиться с нами, с народом, ставшим на защиту парламента, Закона, Конституции; народ называют «быдлом», «совком», требуют загнать его «стадионы» для расправы. Пиночет не выступал против парламента, у нас президент пытается уничтожить парламент...
...Завершая разгром путчистов, дорогие коллеги-парламентарии, я хотел бы подчеркнуть нашу твердую приверженность подлинным демократическим реформам как в области политического переустройства государства, так и в сфере экономической жизни. Нам предстоит сделать многое для того, чтобы заинтересовать в реформах нашего рядового гражданина, чтобы он реально увидел пользу от этих реформ, чтобы убедился в том, что эти реформы осуществляются для человека, а не против него, как это происходило и о чем мы много говорили, начиная с I Съезда народных депутатов в мае 1990 года. И особенно после того, как Верховный Совет остановил путчистов в августе 1991 года.
Нам следует изгнать из сердца какие-либо чувства мести; мы не можем говорить ни о «победителях», ни о «побежденных» — мы всего-навсего подавили позорный путч неудачника-президента, случайного человека, волею депутатов и стечением обстоятельств вознесенного на вершину политического Олимпа России-
Выступления депутатов были в таком же примиренческом духе. И кто знал, что может произойти очень скоро... Это заседание X Съезда было последним. Вскоре получаю сведения, что колонны демонстрантов на подступах к «Останкино» расстреливают из крупнокалиберных пулеметов БТРы. Сотни убитых и раненых. Небольшой отряд генерала Макашова, вооруженный стрелковым оружием (человек 20) — вроде бы ведет «бой». «Какой бой? Они что, с ума посходили?» Бегом направляюсь в штаб Руцкого.
У него в приемной слышен громкий треск рации, оттуда раздаются страшные слова, приказы, вперемешку с грубой площадной бранью, слышны звуки пулеметных очередей. На волне радиостанции мятежников Руцкой вступает в «переговоры», говорит: «Я — Руцкой, приказываю остановить огонь!» В ответ — брань, насмешки, угрозы, матерщина. По рации команды: «Это — «Дунай», «Шмель». Большое скопление людей впереди тебя — метров двести, слева — дай длинную очередь...» Идет расстрел людей. Мы, люди сугубо гражданские, просто обомлели. Брат Руцкого, Михаил, сам офицер, сидящий у рации, пояснил: «Дунай» — радиостанция, «Шмель» один из бронетранспортеров, видимо, командирская машина...»
«Поход» на «Останкино» — расстрел мятежниками мирных демонстрантов
События после 15 часов 3 октября развивались следующим образом. После внезапного прорыва милицейских заслонов 200—300 тысяч (возможно больше) демонстрантов заполнили все наши площади вокруг Парламентского дворца. Люди ликовали, все были в радостном возбуждении, что смогли прийти на помощь осажденному парламенту; организаторы стали их перемещать по всему периметру Белого дома. И вдруг начали раздаваться команды, в том числе генерала Макашова, который от имени Руцкого приказал выстраиваться демонстрантам по колоннам и двигаться в направлении «Останкино». Сам генерал и его небольшой отряд в 20 человек были вооружены автоматами, других никаких вооруженных людей в этом «останкинском походе», не было. Странное дело — к демонстрантам стали подъезжать десятки автобусов, водители и какие-то люди приглашали «прокатиться» к «Останкино». Что это, как не заранее спланированная провокация?
Особо бездумный характер этой затеи состоял и в том, что если к нам на помощь прорвались и готовы были стоять у стен Белого дома сотни тысяч людей, уверенно полагая, что они защищают законную власть именно таким образом, то по мере движения к «Останкино» большинство людей стали покидать эту колонну, сомневаясь в правильности этого «похода». В результате к «Останкино» приблизилась колонна демонстрантов в 2—3 тысячи человек. При этом вышедшие из колонны люди не вернулись под стены Парламентского дворца — так наша победа, которая была нам дана москвичами своим прорывом, немедленно была сведена к предпосылке поражения всего лишь одним приказом Руцкого «На «Останкино»!».
Если бы все эти люди — общей численностью 200—300 тысяч человек — занимали бы позиции по всему периметру Белого дома — никакие танки генералов Кобеца и Волкогонова не посмели бы открыть огонь, а общая ситуация приобрела бы качественно другой характер. Не знаю, что преобладало в этом приказе — откровенная глупость или провокации, хитроумной ловушки. Мой приказ Баранникову, Ачалову, другим генералам-депутатам, своим заместителям — немедленно вернуть уходящие колонны, оказался невыполненным. Многие двигались на автобусах, захваченных у мэрии (с ключами зажигания — как будто приглашая), другие, как зомбированные, упрямо шли вперед, к гибели, третьи — большими группами откалывались от колонны в сторону и разбредались.
Выяснилось, что идея о «походе на «Останкино» целенаправленно вбрасывалась сразу же после прорыва заслонов к площадям Белого дома: якобы, если «захватим телевидение — победа будет окончательной» (чушь какая-то!). Этим настроениям и поддались «люди Руцкого», отсюда и этот провокационный «поход», который привел к мгновенной утере всей выигрышной позиции, которую удалось создать парламенту за две недели сопротивления кремлевским мятежникам. Командовал всем этим «походом» генерал Макашов, необдуманно назначенный заместителем Ачалова, но предпочитающий действовать самостоятельно, ни с кем не советуясь. Он и был главным организатором этого «похода» провокации. Причем произошло это так быстро, что парламентские лидеры даже не сумели отреагировать — у нас началось заседание Съезда, а на «улице» распоряжались «люди Руцкого».