Преступный викинг
Шрифт:
— Весь день. Я дала ему столько опиума… макового настоя… что хватило бы и слону.
— Все равно нам лучше поторопиться, — проговорил он, качая головой и выражая тем самым отвращение к своему участию в заговоре женщин.
Когда Селик с трудом разлепил веки, голова у него раскалывалась от боли, рот пересох, руки и ноги затекли, и ему ужасно, до боли, хотелось помочиться.
Он не сразу понял, что на дворе уже день. Черт подери! Он должен быть на полпути к Уэссексу. Как же он так проспал?
Рейн! Глаза
Селик собрался с силами и попытался встать, но понял, что не может даже пошевелиться. Только тогда до него дошло, что он за руки и за ноги привязан к кровати. И что еще хуже, во рту у него кляп. Он глубоко вдохнул воздух, стараясь понять, где он. Сено. Значит, он не в городе и не в доме Гайды.
Проклятье! Проклятье! Гореть ему в аду!
Селик заскрипел зубами в беззвучном крике боли. Подлый Грейвли, должно быть, ворвался ночью в дом Гайды и захватил его спящим. Зная его жестокость, Селик не сомневался, что он всех убил. Наверное, замучил до смерти.
Рейн! Селик внезапно вспомнил, что Рейн тоже была с ним. О Господи, если ты есть, не допусти, чтобы она попала в лапы Стивену. Лучше ей умереть.
В ярости он стал извиваться и дергаться, чтобы ослабить путы, но у него ничего не вышло. Веревки не поддавались. Он закрыл глаза, отгоняя ужасные видения, заранее представляя себе, с каким садистским наслаждением Грейвли будет мучить Рейн.
— Наконец-то проснулся. Давно пора. Ты спишь уже двое суток.
Селик не поверил себе, когда услышал голос Рейн. Неужели она привязана рядом? И тут он увидел, что она совершенно свободна и подходит к его кровати. Что за чертовщина! Он рванулся, но не смог разорвать веревки. Тогда он принялся крутить головой, показывая Рейн, чтобы она вынула кляп.
Рейн поняла его.
— Скорее освободи меня, пока Грейвли или его люди не вернулись.
— Не могу, Селик, — тихо проговорила Рейн, отходя от кровати.
— Какого черта?
— Потому что усыпил и связал тебя не Стивен Грейвли.
— Усыпил?..
Селик прищурился, начиная кое-что понимать.
— Кого же мне благодарить?
— Меня, — прошептала Рейн.
— Ах так!
Селик вновь задергался и так, что кровать заходила ходуном, а из тюфяка посыпалась солома. Однако тот, кто привязывал его, хорошо знал свое дело. Селик прямо посмотрел в испуганные глаза Рейн.
— Ты, конечно, понимаешь, что я убью тебя, — заявил он стальным голосом.
— Селик, когда ты успокоишься, ты поймешь, что это для твоего же блага.
Голос у нее дрогнул, выдавая ее сомнение в собственных словах.
— Где мои люди?
— В Йорвике.
— Что они знают о моем исчезновении?
— Гайда сказала им, что ты отправился в Равеншир и вернешься через несколько недель.
— Сколько ты собираешься держать меня тут? В конце концов, где мы?
— Недели две… Пока точно не узнаю, что Грейвли уехал из Уэссекса, — сказала она, садясь на край узкого ложа. — И мы сейчас на чердаке сарая… Только, пожалуйста, не злись… Мы в твоем поместье.
У Селика глаза полезли на лоб.
— У тебя так лопнут сосуды на лбу. Я уже говорила, чтобы ты был поосторожнее.
От ярости он не мог произнести ни слова, не говоря уж о том, что никакие слова не в силах были выразить его чувства. Он крепко зажмурился и начал мысленно считать от одного до ста и обратно до одного, и снова до ста, пока не взял себя в руки.
— Что это ты сейчас бормотал? — как бы между прочим спросила Рейн, стряхивая солому с его штанов.
— Я считаю пытки, которым подвергну тебя, когда освобожусь. Знай, женщина, я буду долго наслаждаться твоими муками.
— Хочешь сказать, это будет похоже на то, как ты наказывал меня поцелуями?
Он смерил ее взглядом, говорившим, что она выбрала неподходящий момент для своих шуток.
— Если и будет поцелуй, то только моего ножа. Сначала, думаю, я сдеру с тебя кожу… О, не всю сразу. Я не хочу, чтобы ты умерла, не испытав других мучений. Может быть, потом я вырву твои ресницы…
Селик внезапно умолк и затряс головой.
— Что там за шум?
Снизу доносился громкий смех.
Рейн отвела виноватый взгляд, и Селик подумал, что его ждет, по крайней мере, еще один сюрприз.
— Говори, — приказал он.
— Это дети.
— Какие, черт побери… дети? — старательно выговаривая слова, спросил он, заставляя себя не давать волю чувствам.
— Сироты, — еле слышно пробормотала Рейн.
Он ничего не сказал. Тогда Рейн крепко сжала пальцы в кулаки.
— Мне нужно было прикрытие на случай, если сюда заявятся саксы, поэтому я открыла сиротский приют.
— Я хочу удостовериться, что правильно тебя понял. Ты решила, будто я не знаю, как мне жить дальше, поэтому усыпила меня, привезла в мое поместье, куда я запретил кого бы то ни было пускать, связала меня и натащила сюда детей, хотя, как тебе известно, я ненавижу этих безродных ублюдков.
— Примерно так, — признала она со слабой улыбкой.
— И кто, скажи честно, помог тебе приволочь меня сюда, ведь не тащила же ты меня сама, как лошадь.
— Не надо говорить гадости. Убби помог мне…
— Убби! Ты и моего преданного друга настроила против меня.
— Это не так, Селик.
— Я хочу помочиться, — внезапно рявкнул он. — Развяжи меня.
— Ой, мне бы надо было догадаться…
Рейн кинулась в глубь чердака и, вернувшись с глиняным горшком, пристроила его сбоку, собираясь развязать шнурки на штанах Селика.