Претендентка на русский престол
Шрифт:
Они шли и шли, и Лиза, искоса поглядывая на профиль своего спутника, тонкий, словно очерченный солнечным лучом, слышала свои шаги какими-то особенно глухими, словно бы звучащими издалека. Она улавливала их эхо – некий след, остававшийся в воздухе и словно бы уводивший за собою в другую жизнь, в другую судьбу, в другой строй мыслей, и чувств, и даже воспоминаний… И Лиза без запинки выпалила, когда он спросил, как зовут ее:
– Луидзина.
– А меня – Беппо… Джузеппе.
Глава 6
Чучельник Джузеппе
– Зачем ты надела это
Лиза так и ахнула. Впрочем, она и сама не знала, что чувствует сейчас: изумление от его проницательности или же обиду, что не нравится ему в этом наряде.
Беппо глядел чуть исподлобья, усмехаясь.
– Успокойся. Никто, кроме меня, не заметит, что оно чужое. Я о другом говорю. Человек, даже переодеваясь, даже меняя личину, должен помнить о том, кто он есть на самом деле. Иначе очень легко забыться и потерять себя. Да ты хоть понимаешь, о чем я говорю? – воскликнул он с досадою, видя, что Лиза не слушает, а так и шныряет глазами по сторонам.
Ни в приволжском лесу, ни в калмыцкой степи, ни даже на Карадаге не видела она такого сонмища самых разных птиц. Здесь были филины и сойки, орлы и скворцы, голуби и ласточки, соколы и синицы, воробьи и рябчики и еще множество, великое множество птиц – от огромных, с крыльями в добрую сажень, до вовсе крохотных, сверкающих так, словно они изукрашены самоцветами. Казалось, в лавке должен стоять разноголосый свист и гомон. Однако здесь с полумраком соседствовала тишина, какая бывает только в лесу, в часы безветренного вечера. Птичье царство, чудилось, все разом попалось в золотую сеть молчания и неподвижности. Немалое минуло время, прежде чем Лиза наконец поняла: пред нею не живые птицы, а всего лишь их чучела, исполненные с великой точностью, великим тщанием и великим мастерством!
– Это все твое?
– Мое, – кивнул Беппо. – Ведь я – чучельник.
– Зачем ты это делаешь?
– На продажу. Это мое ремесло. Я этим живу.
– Живешь? – возмутилась Лиза. – Ты живешь, убивая всех этих птиц? Такую красоту! И не жалко тебе их?
– Да я еще ни одной в жизни не убил! – вспыхнул Беппо. – Я покупаю их у охотников, у ловцов уже мертвыми. Иногда езжу в горы, на берег моря, в леса – ищу погибших птиц.
– А зимой, в морозы, они, наверное, замерзают на лету и падают наземь? – задумчиво спросила Лиза, но тут же, увидев изумление в глазах Джузеппе, спохватилась, что сболтнула лишку.
– Да кто же ты такая? Не итальянка, сразу видно, – проговорил он с той же мягкой усмешкой, которая с первого раза покорила Лизу и преисполнила странным доверием к незнакомому юноше. Ей даже стоило некоторого труда вернуться в мир притворства и солгать; не слишком-то, впрочем, ловко, ибо к такому вопросу она не была готова.
– Я… я гречанка! – промямлила она и не очень удивилась, когда Беппо расхохотался:
– Гречанка?! – И вдруг затараторил нечто звучавшее для Лизы сущей тарабарщиной: – Альфа, бета, гамма, дельта, сигма, эпсилон…
– Что это такое? – с досадой перебила Лиза.
– Что? – нарочито удивился Джузеппе. – Это ведь буквы вашего греческого алфавита! Но, может быть, ты не умеешь читать и писать и не знаешь букв?
– Я умею читать и писать! – возмутилась Лиза, да и осеклась. – То есть…
– Лучше
Лиза кивнула, удивленная, почему он сказал: «пока». Разве ей предстоит сделаться отъявленной лгуньей? И если даже так, то откуда ему знать?
– Стало быть, в сильные морозы птицы замертво падают наземь? – задумчиво произнес меж тем Джузеппе. – Есть лишь одна страна, где мыслимо такое. Это северная страна – Россия, так ведь?
– Ты бывал в России?! – вскричала Лиза, от восторга забыв об осторожности.
– Пока нет, – отвечал Беппо, вновь подчеркнув это «пока». – Но непременно буду. Я окажусь там… – Он напряженно сощурился и наконец проговорил задумчиво: – Я окажусь в Санкт-Петербурге в 1779 или 1780 году. Да, пожалуй, именно так. Наш лживый и комедиантский век не оценит меня, но ты запомни мои слова. – И, не дав Лизе издать нового изумленного возгласа, произнес торжественно: – Так, значит, ты русская! О, эта нация еще натворит великих дел! Буду счастлив повидаться с тобою в Петербурге, милая Луидзина!
– Ох, хватит болтать! – отмахнулась Лиза, поняв наконец, что ее попросту дурачат, а она и уши развесила. – Эта лавка принадлежит тебе или твоему отцу? – спросила она, потому что он был слишком молод, не более восемнадцати, чтобы иметь свое собственное дело.
– Не моя, но и не отца моего. Он вообще живет в Палермо. Это человек почтенный: торговец сукном и шелком. К тому же набожный католик. Он и меня отдал было в семинарию Святого Роха, да я убежал.
– А что же отец?
– Отец снарядил за мною погоню.
– И поймали? – ахнула Лиза.
– Поймали! – кивнул Беппо. – По собственной моей глупости. Воистину, если вы хотите, чтобы все вас притесняли, будьте справедливы и человечны! Меня предал человек, которому я помогал… Да я о том и не жалею. На сей раз заточили меня в монастырь Святого Бенедетто, что близ Картаджионе. Я всегда имел склонность к естественной истории, к ботанике и поступил на выучку к монастырскому аптекарю. Был он человеком малосведущим, но кое-чему я от него все-таки научился, а пуще всего – из книг, кои он считал вредными и держал в сундуке под замком. Днем я растирал для него травы и взбалтывал взвеси, а ночью читал Папюса, Нострадамуса, Кеплеруса, Гевелиуса и тому подобных.
– Ну а потом? – не могла сдержать любопытства Лиза.
– А потом я убежал-таки от отцов-бенедиктинцев – так сказать, из лап льва – и воротился в Палермо, да беда: поссорился там с синьором Марано, золотых дел мастером, и вот теперь живу в Риме. Я снимаю эту лавчонку у одного доброго человека. Видишь ли, ремесло чучельника не приносит большого дохода, за аптекарское ремесло платят куда лучше. Особенно за жемчужные белила.
Увидев, как загорелись Лизины глаза, понимающе кивнул:
– Вот-вот! Даже самые богатые синьоры охотно отсчитывают золотые цехины за чудесные жемчужины, придающие свежесть и белизну их личикам. – И, развязав небольшой бархатный мешочек, он высыпал перед Лизою на стол десятка два небольших и не очень ровных жемчужин, весьма уступающих тем, которые ей приходилось носить в Хатырша-Сарае.