Превращение
Шрифт:
– Риск - дело благородное, - залихватски ответил я.
– Что ж, приступим!
Глава... Заметки отшельника.
Грег позвонил на следующий день (накануне мы обменялись телефонами со всей компанией), и не тратя время, спросил:
– Леха, у тебя есть дача?
Я растерялся. Всю ночь я морально готовился ко всяческим мучениям физическим и моральным, и к утру самонадеянно считал, что готов ко всему. Но дача?
– А что?
– Для начала тебе надо бы уехать из города.
– Уволиться?
Мне это не понравилось. Я вовсе
Впрочем, Грег развеял мои опасения.
– Зачем сразу увольняться? Возьми отпуск за свой счет. Так что там с дачей?
– Дача есть, - ответил я, обрадованный его словами.
– Правда, это одно название, а не дача. Шесть соток и домик типа скворечник в Зеленкино.
– Зеленкино? Это где?
– Это такое здоровенное садоводство километров пятьдесят от города, на Ладоге, а там еще от поезда тащиться пешком километра два. Дыра еще та - даже родители почти не ездят, а я вообще там уже лет пять не появлялся...
– Прекрасно, - прервал Грег мои излияния.
– То, что надо. Бери отпуск на недельку и поезжай туда.
– А вы?
– Что мы?
– Разве со мной не поедете?
– разочарованно спросил я.
– Нет.
Я подумал и уточнил:
– И не полетите?
Из трубки донеслось хмыканье.
Я представил себе Зеленкино. Тысячи участков, бедные типовые дачи, километры ледяных болот, тающий снег и грязь по колено. Людей там сейчас нет, только стаи бродячих псов, да бомжи возле станции. А если еще и единственный магазин не работает, то вообще кранты...
– Может, лучше через месяцок?
– робко предложил я.
– На майских, например? Когда посуше станет...
– Да он сибарит!
– донеся до меня далекий голос Валенка, который, видимо, подслушивал у Грега за спиной.
– Ты глянь, как он ценит комфорт для своего нежного тельца!
Интонации у Валенка при этих словах были прегнусные. А при словах "нежное тельце" послышалось нечто похожее на чавканье.
– Про тельце - это важно, это мы запомним, - ответил Грег в сторону, и голос в трубке снова стал громким.
– Нет, Леха, извини - ты поедешь сейчас.
Несколько дней спустя, уладив дела на работе, я отправился в путь. Все оказалось именно так, как я и опасался. Я еще не приехал в Зеленкино, а уже был сыт дачей по горло.
Несколько часов трясся на дребезжащем автобусе с какими-то чумазыми селянами. Потом проехал свою остановку и оказался в "Зеленкино-2", которое было в пять раз больше, чем просто Зеленкино. Тащился обратно пешком вдоль шоссе, а машины радостно поливали меня грязью, уносясь мимо садоводств в дивные места, к берегам Ладоги, где кирпичные коттеджи живописно разбросаны среди сосновых лесов, где настоящая правильная жизнь, о которой мне всегда твердила Ленка. А вовсе не та, к которой меня собирался готовить Грег.
Зеленкино было в своем обычном забубенном виде. Всю зиму оно погружено в мрак и тишину. Весной оно встречает безлюдьем и непролазной грязью. Магазин, конечно, не работал. Хорошо, что я догадался прихватить с собой кое-какую еду - ее должно было хватить дней на пять. Никаких конкретных сроков испытания Грег не назвал, как и не сказал, в чем оно будет заключаться. Просто сказал, как заправский шпион: "С тобой свяжутся". Нет, неспроста он похож на фсбшника...
Кроме стаи собак, облаивавшей меня до самого дома, я не встретил в Зеленкино ничего живого. Я не приезжал сюда уже несколько лет, однако каким-то чудом нашел наш дом среди сотен ему подобных. Распахнув скрипучую калитку, я вошел на участок и остановился, озираясь.
На часах было около полудня. Выглянуло солнце, пригрело, и сразу повеяло апрелем. На солнечной стороне участка было сухо и тепло, вкусно пахло нагретой землей. Сквозь слой слежавшихся сухих листьев уже пробивалась наглая, ядовито- зеленая сныть и желтые головки мать-и-мачехи. В тени все еще лежал глубокий, пористый снег, покрытый потемневшей коркой подтаявшего наста. Над ним порхали бабочки-капустницы. В голых кронах берез посвистывали какие-то птички. По березовой коре рядом со мной полз червячок, мастерски маскируясь под сухую хвоинку.
"А тут не так уж плохо!" - решил я, вдыхая ароматы весны.
Домик моего детства снаружи смотрелся премило. Этакая избушка, усыпанная сухими листьями и увитая прошлогодним плющом - правда, слегка покосившаяся.
"Захудалый барон бросает свой замок и уходит в отшельники, - подумал я, оглядывая угодья.
– Вот и мой скит. Бамбуковая, блин, хижина".
Надо сказать, меня иногда посещала шальная мысль все бросить и пожить в полном уединении. Я мысленно обсасывал ее и оставлял до лучших времен, и так уже несколько лет подряд. Тяга к отшельничеству не оказалась настолько сильной, чтобы я хоть раз собрался ее реализовать.
"Нет худа без добра, - думал я, направляясь к крыльцу.
– Если бы не Грег, моя давняя мечта так бы и осталась мечтой..."
Но когда я открыл разбухшую дверь, энтузиазма поубавилось. Изнутри шибануло холодом и прелью, как из склепа. В доме оказалось гораздо холоднее, чем снаружи.
Комнаты и кухня были погружены в полумрак, все окна плотно занавешены. Все, что могло отсыреть, отсырело. По скатерти рассеялись черные точки плесени, в углах колыхалась паутина. В хлебнице лежало нечто неописуемое - видимо, забытый прошлой осенью батон. Электричества не было - в этом я и не сомневался. Зато в сенях нашелся заряженный газовый баллон. Отлично, без чая и горячей еды я не останусь.
Я скинул с плеча спортивную сумку на кухонный стол, усыпанный мышиным пометом.
Добро пожаловать домой!
Весь остаток дня я работал, как зэк на лесоповале: рубил дрова и топил, и снова рубил, и опять подкладывал поленья в прожорливую печку. Часам к восьми, когда начало смеркаться, в доме все еще было сыро, зато стало жарко, как в бане. Морщась от боли в стертых топорищем руках, я поставил на плиту чайник и вышел на крыльцо покурить.
Черт! Апрель закончился. Небо затягивала серая туча. Медленно, почти незаметно глазу ее выносило из-за неподвижных берез. Все вокруг - крыши, деревья, оттаявшая земля и оставшийся снег, - постепенно темнело, сливаясь с беспросветно-серым небом. Я ощутил на лице несколько холодных уколов грядущего дождя.