Превращение
Шрифт:
— Здесь есть где руки вымыть?
Продавца все не было. Я глянула в черный провал кухни. Повертела перед собой руками. Где бы их вымыть?
— Ты чего, руки испачкала? — не понял моей настойчивости Шеремет. В компании он оказался самым активным. — Сунь в сугроб, грязь ототрется.
И как я сразу не подумала о снеге? Схватила со стола пустую пепельницу, вышла на улицу.
Вот город — бери, что хочешь, неси, куда дотащишь…
Не сходя с крыльца, зачерпнула снега с горкой. Теперь надо было твердую ипостась воды как-то заговорить. В голову
— Помоги… — начала я и запнулась. Просто — помоги? Заговор всплыл в памяти сам, вместе с призрачным образом «березки». Тот самый, что был написан в тетрадке Дракона.
На Море-Окияне,
на Острове Буяне
Дуб-Стародуб стоит…
Снег в пепельнице стал быстро таять. Я склонилась над просевшей горкой, добавила от себя:
«Помоги! Помоги!»
Снег исчез, превратившись в мутную жижицу. Удивление в испуг не перешло. И не такое видали!
Я вернулась в кафе. В дверях кухни наконец кто-то появился. В продавце чувствовалось что-то странное. Но сейчас было не до него.
Все как будто успели забыть о моем существовании. Блондинка тянула свое пиво. Шеремет облокотился на стол и с наслаждением смотрел, как Мерзликина пачкает рот в шоколаде. Таня ворковала над слепой. И только Алеша Соколов встретил меня внимательным взглядом. Он и в дверях стоял, пока я над снегом колдовала, и до столика меня проводил. Я встретилась с ним глазами, и лишь сейчас во мне родился вполне закономерный вопрос: «Зачем я это делаю?» Морковка и без меня проживет долгую жизнь, может, не такую счастливую, как могла бы, но ведь и слепые люди находят радости в жизни. Меня никто не просил. Может, девочка не хочет, чтобы ей помогали? Но что-то во мне говорило: все правильно, я могу и должна ей помочь. Сам вид несчастной Морковки кричал о том как ей плохо в темном одиночестве.
Посудина в моей руке дрогнула, и я быстрее зашагала к Морковкиной, к щебечущей рядом с ней владелице котяток.
— Умываться умеешь? — сунула я слепой в руки пепельницу. — Там вода. Зачерпни и умой глаза. Понимаешь?
— Зачем?
Морковкина смотрела чуть выше моих глаз. Она не понимала, что от нее хотят.
— В горсть налей и умойся! — Я поставила пепельницу на ладонь девочки, подтолкнула к ее лицу. — Глаза сполосни.
— Ой, она одежду намочит… — простодушно протянула Таня.
Почему в необходимости добра нужно убеждать?
— Умывайся ты!
Я ударила слепую снизу по руке, пепельница дернулась, окатывая лицо Морковки талым снегом. Вода плеснула в ее распахнутые глаза, побежала по лицу, закапала с подбородка, повисла грязными каплями на шубе.
— Зачем ты? Она и так убогая, — с грустью произнес подошедший Алеша.
Да они тут все убогие!
Слепая медленно подняла руку к лицу, провела пальцами по глазам. И тут же ее зрачки опустились на уровень моих глаз. Девочка отвернулась, шагнула к батарее.
«Помоги!» — прошептала я последним падающим с лица
А вокруг меня уже метались возмущенные крики, компания заволновалась. Шеремет недвусмысленно сжал кулаки. Из рук блондинки выпала бутылка. Один Алеша Соколов смотрел на меня так, будто понимал, что произошло.
Меня трясло, сгибало пополам. Пульсировала в голове тревожная жилка. Опасность. Надо уходить.
— Извините, — пробормотала я, не поднимая глаз.
Как же больно. Больно и неприятно. Словно кто-то запустил руку в душу и ковыряет там острым ногтем.
Беспокойство гнало меня на улицу. Холодный комок в груди ширился, мешая дышать, в руках появилась странная дрожь. На крыльце меня вдруг накрыла дикая усталость, так что захотелось немного посидеть на обледенелых ступеньках. Из кафе неслись громкие голоса, безостановочные Танины «Ой!» и «Как она могла!».
— Она из Москвы. Там все дикие, — зло произнес Шеремет.
Под ребрами засосало от голода. Я сгребла с перил снег, сунула в рот.
— Ты со всеми так можешь?
Что-то у меня стало со слухом… Я не заметила, как рядом со мной присел Алеша. Отрицательно мотнула головой. День передо мной стал медленно тускнеть. Я потянула из-за пазухи гранатовый крестик. Красные камешки были теплее моей ладони.
Белая точка появилась на крае сознания. Лицо обдал холод, заставив меня замерзнуть окончательно.
— Добрый день! — Знакомый голос накрыл меня сверху защитным колпаком. — Фокусы, иллюзии, магия… Выступления на праздниках… Следите за рекламой.
Я не поняла ни слова. Но Алеше, видимо, было достаточно одного взгляда, чтобы захотеть уйти обратно в кафе, где народ стал заметно успокаиваться.
— Иллюзионисткой заделалась?
Я почувствовала, как меня подхватывают под локоть. Хорошо, что пришел Макс и что больше не кричат. Любимый наверняка успел поработать с памятью присутствующих.
— Есть хочу. — Так и тянуло пожаловаться на тяжелую жизнь. Все вокруг плохие, один он хороший.
— Значит, будем есть. — Он обхватил меня за талию, повел прочь. — Приглядела кого? Этого светленького?
— Не смешно. — Я почти не переставляла ноги, просто прислонилась к его надежному плечу и закрыла глаза.
— Тогда выберем что-нибудь посъедобней.
Макс понесся вперед.
— Как ты меня нашел?
— По горам трупов у тебя за спиной.
Шутящий вампир — что может быть страшнее?
— Дракон умер своей смертью, — буркнула я. Других трупов за моей душой не числилось. — Сторожев успел нажаловаться?
— Позвонил мне с твоего сотового, сказал, что хозяйка сего чудного аппарата оседлала взбесившегося мустанга и умчалась в метель.
— Метель кончилась.
Макс бежал по улице, явно что-то разыскивая.
— Следы остались. Ты забываешь, что мы вместе. Я тебя всегда найду.
Мы вместе… Я закрыла глаза, чувствуя некую обреченность в его словах. И в то же время облегчение. Мы вместе. Этого и правда достаточно. Сторожев позвонил…