Превращение
Шрифт:
Беззаботно пожав плечами, что, как я знала, было совершеннейшей бравадой, он снял свою рубашку через голову. Его тело выглядело менее привлекательным, чем обычно, как будто боль и усталость подточили его совершенство. Но мое тело тоже было не в подходящей форме, чтобы соблазнять кого-либо.
— Сегодня мы должны встретиться с убийцами из «Движения». Кир все еще где-то там. — Натан включил воду в душе и расстегнул ремень, как если бы меня здесь не было, или ему было все равно, находилась ли я рядом или нет. Обдумав, что вызовет у меня большую неловкость,
— Ты как, в порядке? — спросила я, закрыв дверцу аптечки.
— А почему не должен?
— Потому что Зи… — Я не могла произнести это имя. — Потому что вчера столько всего случилось.
— Все люди умирают.
— Да, но он был частью твоей семьи.
— Давай не будем говорить об этом сейчас. Мне и так есть о чем беспокоиться.
Волосы у меня на затылке встали дыбом.
Я вышла из ванной, не сказав ни единого слова.
Одежда, которую Натан купил мне, находилась в доме Кира, поэтому я позаимствовала у хозяина пару джинсов и свитер, который требовал определенных манипуляций, чтобы его можно было надеть на мою раненую руку.
Я услышала, что в ванной перестала течь вода. Натан вошел в комнату, чтобы взять кое-какую одежду. Полотенце было обмотано вокруг его талии. Он не разговаривал со мной, но разглядывал мой наряд с выражением, которое было бы изумленным, если бы не выглядело таким грустным.
За всю свою жизнь я ни разу не чувствовала себя настолько смущенной. Если бы не слабый, но все же солнечный свет на улице, я бы нашла какой-нибудь предлог, чтобы покинуть квартиру. Поэтому мне только и оставалось, как уйти в другую комнату.
Гостиная казалась холодной и чужой. Пара ботинок Зигги стояла у двери. Стопка СD-дисков с музыкой «хэви-метал»[1] занимала угол журнального столика. Рюкзак, набитый книгами из колледжа, лежал, брошенный у дивана. Комната была похожа на гробницу фараона или на музей моих неудач, напоминающий о том, что я не смогла защитить парня и уберечь Натана от такой тяжелой потери.
Я направилась на кухню и вытащила из холодильника пакет с кровью. И искала что-то, чем можно было срезать уголок, как вдруг Натан схватил меня за руку.
Подпрыгнув, я выронила пакет. Он поймал его и прижал к груди, как если бы тот был бесценным артефактом.
— Что? — потребовала ответа я, потирая задетую им руку.
— Это последний. Я хочу сохранить его.
Голос Натана был грубым, а он сам весь напрягся, выговаривая слова.
Мое сердце сжалось, когда до меня дошел смысл его высказывания.
— О! О, Боже! — Я загипнотизировано смотрела на мерцающую жидкость в матовом пластиковом пакете. Миллионы клеток остались единственным физическим признаком присутствия живого Зигги на земле.
Натан открыл дверцу морозильника и без церемоний бросил пакет внутрь.
— Как насчет поговорить
— Как насчет не лезть не в свое дело? — Хотя Натан и не отвернулся, но все равно не смотрел на меня. Поковырявшись в шкафу, он вынул оттуда кастрюли, чашки и смесь для оладьев. — Ты же не вегетарианка, верно?
Я уперлась руками в бедра, почувствовав раздражение от боли, которую вызвало это движение.
— Трудно быть одновременно и вегетарианцем, и вампиром. Если только ты не Банникула[2].
Он рассмеялся.
Я выгнула бровь.
— Ты знаешь Банникулу?
Натан снова стал серьезным:
— Я читал про него Зигги, когда он был поменьше. Будь добра, достань из холодильника бекон. — Он отвернулся, чтобы скрыть свои переживания. Я не могла поверить, что после всего того, через что мы вместе прошли, он по-прежнему прятался от меня. Я подошла к Натану и положила руку ему на плечо, но он сразу же отпрянул.
Слезы злости брызнули из моих глаз.
— Ты подонок!
Натан повернулся. Выражение его лица было мрачным.
— Прекрасно. Тогда я сварю сосисок.
Я сжала руку в кулак.
— Ты знаешь, о чем я говорю.
Натан открыл холодильник и вытащил оттуда яйца и молоко, демонстративно повернув ко мне картонную упаковку стороной с отметкой «Z».
— Да. И я тебе уже говорил, что не хочу затрагивать эту тему.
— Зато я хочу! — Я топнула ногой.
Натан налил молоко в чашу на глаз и всыпал туда смесь для оладьев, как любящая мамочка, которая долгие годы готовила завтрак для своей семьи. За исключением того, что я никогда не видела ни одну из них с таким убийственно мрачным выражением лица. Внезапно Натан бросил деревянную ложку, которую держал в руке. Она отскочила от края стеклянной чаши и забрызгала все вокруг наполовину смешанным тестом.
— Только потому что я не хочу стоять здесь с тобой и изображать сцену, как на открытке «Холмарк»[3], не значит, что я не любил Зигги. Я заботился о нем больше, чем кто-либо, похожий на тебя, может понять.
— Кто-либо похожий на меня? — Я ненавидела то, насколько пронзительным становился мой голос, когда я выходила из себя. — Что, черт возьми, это значит?
Он скрестил руки на груди.
— Это ты скажи мне! Что ты сделала, чтобы спасти его, Кэрри? Только так я смогу понять, в каком долгу я должен быть перед тобой. Как тебе такая постановка вопроса?
Его слова пронзили меня как нож сердце, чего он, собственно, и добивался. Из-за ярости мои ноги задрожали. Я набросилась на него:
— Я сделала то, что должна была! В отличие от других присутствующих в этой комнате!
— О чем ты говоришь?
— Почему ты не дал Зигги свою кровь? Ты мог спасти его! Все, что требовалось, так это немного твоей крови! Почему ты не сделал это?
Этот вопрос висел между нами с тех пор, как мы покинули особняк. Это также стало причиной напряженности, которая возникла с самого утра.