Прежде, чем умереть
Шрифт:
— Так ведь пуля — вон она, — кивнул Ветерок на ствол калаша возле головы, — а до той поры, когда меня на гуляш строгать начнут, ещё не близко.
— Оптими-и-ист, ой оптимист. Ладно, — достал я из подсумка бинт. — Держи. Перевяжись и найди себе ветку какую-нибудь под костыль. Сколько хоть за тебя посулили-то, расходы окупятся?
— Двадцать золотых, — не без гордости ответил Ветерок, выливая кровь из сапога.
— Сносно. И, раз уж ты всё ещё жив, не могу не спросить... Почему мы не сделали этого раньше? — обратился я к Стасу, внезапно осознав вопиющую степень нашей коллективной глупости, на что тот пожал плечами:
— Как-то из головы вылетело.
— Гнев, — назидательно потряс я пальцем, — первейший соратник скудоумия.
— О чём спросить? — непонимающе повертел башкой Ветерок.
—
— Нет, не первую.
— А ничего странного в последние дни не наблюдал, или, может, подельники рассказывали?
— Наблюдал! — энергично кивнул Ветерок. — Ещё как наблюдал, и дохуя странное! Пять дней назад это было, как сейчас помню. Иду я, значит, на ночь глядя посрать в овражек, без ствола, конечно. Луна полная светит. Только портки спустил — шасть! — тень чья-то меж деревьев промелькнула, да быстро так, и ни сучок, ни ветка не хрустнула. А я присесть-то успел, процесс идёт, чё делать — ума не приложу. Удирать несподручно, на помощь звать — а ну как только привлеку напасть эту? Сижу, значит, почву удобряю, и слышу — дышит кто-то позади, сильно так дышит, с присвистом. У меня аж волосы на затылке зашевелились. Ну всё, думаю, вот и конец мой пришёл, и такая, сука, обида взяла. А присвист тот всё ближе-ближе, шеей уже тепло чую. Нет, думаю, нах** это, рвать отсюда надо. Пускай в говне, зато живой, авось, останусь. Вперёд, значит, наклонился слегонца, низкий старт принял, да как дам по газам! Бегу, портки руками придерживаю, оглянуться боюсь. А по лесу за спиной: «У-у-у-у-у». В лагерь примчался, винтарь хвать... Да только нет вокруг никого, кроме корешей моих заспанных. Глядят на меня, нихуя не понимают, а я стою посреди поляны с СВД в руках, штаны обосранные на землю упали, и чую — горло дерёт нестерпимо. Только тогда понял, что ору дурниной. Такие дела.
— Что ж... Весьма занимательно, но обстоятельства твоих дефекаций лежат несколько в стороне от области наших интересов. Без обид. Я спрашивал о странном на дороге.
— А, — слегка расстроился говноспринтер. — Было и на дороге странное. Да-да, как раз за день до того. Сидели мы, значит, в засаде, вот прям как сегодня, бревно поперёк дороги кинули, ждём. Утро тогда было тихое-тихое. Слышу, гул мотора, да не одного. Я-то сразу смекнул, что надо когти рвать, а Витька — долбаёб — погоди, говорит, погоди, сейчас как шуганём, побросают всё, вот улов-то будет. Ладно, сидим дальше. И тут показывается из-за поворота целая колонна. Я в прицел гляжу, не пойму, что за машины такие, танк-не танк, без башни, а с отвалом, на манер бульдозера, и сзади тоже херня какая-то, типа строительной. А за тем недотанком, что в голове, пара грузовиков с кунгами, следом здоровенная фура, и цистерна предпоследней, бензовоз, наверное. Но не такой, какие логисты тут гоняют, небольшой, наверное, только чтоб самой колонне заправляться было чем. Ну и ещё один недотанк замыкающим. Короче, идёт та колонна на всех парах в нашу сторону, а я эту бронированную дуру в прицел разглядываю, и х** проссышь, куда ей шмалять-то. Разглядывал-разглядывал, и тут: «Та-та-та-та-та!!!», метров с двухсот пятидесяти крупняком зарядили, я чуть в штаны не навалил! Извиняюсь. Как вы все нас видите-то, а?! В общем, я направо, Витька налево, в кусты закатились, я оттуда за пенёк, на пристреленную позицию. Думаю, тормознут ведь сейчас, никуда не денутся. Ага, бревно наше с дороги улетело, как спичка, даже ходу не сбавили. А из кунгов в обе стороны так ебанули, что пень мой чуть в труху не развалился. Витьку чудом не зацепило. Не абы как лупили, прицельно. Чертовщина какая-то. Я ещё тогда подумал, что пора с этой х**нёй завязывать. Вот кабы вас не повстречал, глядишь, и зажил бы честной жизнью.
— Ну прости, — усмехнулся Стас, — что нарушили твои благородные планы. А людей из той колонны видел?
— Нет, все внутри сидели. А у них и грузовики со лба бронированные, водителя не видать.
— Опознавательные знаки на броне?
— Передок точно чистый, а уж борта не разглядывал, не до того было. Машины все тёмно серым крашены в чёрных пятнах, с виду как новенькие.
— А что за грузовики, как наш, или, может, «Уралы», «КамАЗы»?
— Я в этих делах не мастак.
— Опиши фуру и бензовоз.
— Этих я не шибко рассмотрел, только издали. Тягач под фурой капотный, сама, вроде, не фабричная, к крыше сходится, типа гроба кверху дном перевёрнутого. А бензовоз на два первых грузовика похож, цистерна у него каркасом защищена с решётками, от РПГ, видать. Да у них всё в этих решётках. В общем, серьёзная техника, до такой и логистам далеко. А вам зачем?
— Много будешь знать, скоро... Хотя, тебе это не грозит. Ну, перевязался?
— Ага, сейчас, — натянул Саня сапог, — костыль только подыщу.
— Лови, — кинул я ему толстую ветку с сучком на высоте плеча.
— Благодарствую, — поднялся Ветерок на ногу и опробовал свою деревянную конечность. — Во, жизнь налаживается, — улыбнулся он печально, и посмотрел на нас глазами голодного щенка: — Слушайте, братаны, а может ну его, чего вам со мной из-за двадцати монет возиться? У вас же дела. Отпустите.
— Двигай, — непреклонно повелел Станислав и зашагал в сторону дороги. — Умник херов.
К нашему возвращению Павлов с Ольгой только-только закончили колдовать над ЗиЛом.
— Дело-дрянь, — обтёр лейтенант руки ветошью, — радиатор пробит. Я сделал что мог, но всё на соплях держится, как бы толкать ни пришлось. Нужен серьёзный ремонт.
— Почему пустые? — кивнула на нашу троицу Ольга, оторвавшись от укладки новых трофеев в кузове. — И на кой чёрт этого притащили? Он что-то знает?
— Всё, что знал, рассказал, — ответил я, положив руку новому товарищу на плечо. — Так ведь?
— Как на духу, — перекрестился тот.
— Тогда пристрели его, — вернулась Оля к сортировке нечаянной добычи.
— Этот козёл, — взял слово Станислав, — клянётся, что стоит двадцать золотых. Ветерок — его кликуха. Слышала о таком?
— Ветерок? — спрыгнула Ольга не землю и подошла к максимально дружелюбно лыбящемуся Саньку. — Хм, — взяла она его за подбородок и повертела, оглядывая. — Ну надо же, Александр Ветров из банды «ДПС», он в списке «Девяти Равных». Поистрепался, так бы и не узнала.
— Весьма рад личному знакомству, — предпринял Саня неловкую и безуспешную попытку поцеловать Олину руку.
— Да? Не припомню нашей переписки.
— Это ведь ты застрелила Пашу Беспредела? Я был рядом, когда у него спина наизнанку вывернулась. Очень впечатляет. Метров семьсот, больше?
— Почти километр.
— Ничего себе! Чем шмаляла, 7Н34?
— Им самым.
— Обалдеть! Винтовку покажешь?
Сукин сын, знает подход к женщинам.
— Ну всё, — решил я прервать этот флирт, — хватит болтать, лезь в кузов.
— Да я просто...
— Пошёл живо! Стас, помоги ему забраться, Павлов за рулём. Все на борт! Ух, — упал я на сиденье, — если день так начинается, спокойного вечера не жди.
— Нам бы хоть к ночи до города добраться, — захлопнул дверцу лейтенант.
— Господи-боже!!! — донеслось из кузова. — Это что за хрень?! Отвали! Отвали, урод! Пресвятая дева Мария!
— Ну, не подведи, — повернул Павлов ключ в замке зажигания, и мотор, чихнув, потащил этот цирк-шапито дальше на восток.
Глава 23
Алкоголь. Трудно найти субстанцию, обладающую большим влиянием на человечество. Пожалуй, даже материнское молоко соснёт в споре с ним. Сколько великого, прекрасного и кошмарного было совершено по пьяной лавочке, сколько ярчайших личностей явилось миру благодаря зелёному змию, и скольких мир лишился, благодаря ему же! Весёлые пиры заканчивались объявлением войн, дружеские попойки — роковыми дуэлями, свадьбы — похоронами, поминки — оргиями, одиночные запои — философскими откровениями, тосты за здравие — петлёй и опрокинутым табуретом. Человечество и алкоголь шли рука об руку с начала времён. Доисторическая обезьяна встала на путь эволюции, навернув забродивших фруктов и под градусом впервые задумавшись о чём-то большем, нежели примитивное выживание. Она поднялась, расправила плечи и, обратив взор к звёздам, подумала: «Какого хуя? Пора творить историю!».