Прежде, чем умереть
Шрифт:
— Вы правы, — сплюнул кондуктор. — Пусть будет тридцать пять.
— Но...
— Заткнись, — не смог я выдержать субординацию. — Выгребайте, что есть.
Вывернув последнюю подкладку, мы набрали в общей сложности на тридцать две монеты в золотом эквиваленте.
— Годится, — нехотя, будто делая великое одолжение, ссыпал кондуктор мзду себе в подсумок. — Эти четыре калаша и восемь магазинов беру как плату за проезд. Сань, прими, — свесил он за борт экспроприированное имущество, после чего открыл планшет, вырвал оттуда картонный прямоугольник с печатью и протянул его Павлову: — Спасибо, что воспользовались услугами нашей логистической компании. Сбор и прослушивание инструктажа
Глава 29
Нужно работать над собой, никогда не останавливаться на достигнутом, стремиться к идеалу — только это спасёт от деградации. Сука, как же отвратительно. Чувствую себя ничтожеством, жалким рабом... Нет, не совести, она похоронена и отпета мёртвыми соловьями в Арзамасе многие годы тому назад. Но метастазы этой тлетворной дряни остались, глубоко сидят, их не намотаешь на кулак, не выдерешь с корнем, они как непроходящий гнойный нарыв, который, даже засохнув на поверхности, не лишается очага внутри и вскрывается от неловкого прикосновения. Имя ему — вина. Обычно этот гнойник удаётся нейтрализовать такими прекрасными легкодоступными средствами первой помощи, как злоба, обвинение, отрицание и незаменимый похуизм, но только не сейчас. Ни одно из проверенных временем лекарств не справлялось, наглухо блокируемое самобичеванием моих простодушных компаньонов. Оставалось лишь одно — принять горькую пилюлю признания. Раньше мне ни разу не доводилось прибегать к столь радикальным методам терапии, и я даже отдалённо не представлял последствий. Да что уж там, мне было страшно, первобытный ужас охватывал всё моё существо при одной только мысли о чистосердечном признании. Нет-нет, должен быть более щадящий способ. В конце концов, всегда есть время — оно вылечит от чего угодно.
— Ладно, не спорю, — легко сдался Павлов под натиском аргументации Стаса, — это было безрассудно. И да, это слишком дорого нам обошлось. Но теперь уже нет необходимости от него избавляться.
Квазимода округлил глаза в немой мольбе, таращась на Станислава, требующего незамедлительного увольнения богомерзкого мутанта из наших сплочённых рядов.
— Ну конечно, нет, до следующей херни. Если он тебе так нужен, научи его шкериться получше.
— Да будет вам спорить, — тяжело вздохнул Ветерок, крутя в руках патрон. — Понятно же, что не из-за мальца вас... нас обобрали как липку. Узнал он меня, как только заявился, так сразу и узнал. У этих паскуд глаз намётан. Ладно, чего уж там, был должен двадцать, теперь — пятьдесят два. Отработаю. И спасибо, что не сдали. Опять.
О, как же это трогательно. И разве можно остаться в стороне, когда каждый норовит взять на себя ответственность за косяки?
— Слушайте, — начал я, скрепя сердце, — х**ня случается, без неё никуда. Но — вашу ж мать! — как можно так обосраться?! Павлов, да, твоё — сука — благородие, кто обещал присматривать за этим выблядком? А ведь я предупреждал, что от него будут проблемы. Но нет, схуя ли верить мне на слово, что я вообще знаю, чего не знает целый командир! И вот результат! Саня, эх Саня-Саня, о тебе-то я был лучшего мнения. Ну соображаешь ведь, что рожа у тебя приметная. Ну так сделай с ней чего-нибудь, бороду отпусти, усы хотя бы. А ты что? Поглядите только, до синевы, бля, выбрился! А потом удивляется, что признали его. На лбу себе ещё ценник нарисуй! А по итогу мы из-за вашего долбоебизма, — указал я на двух добровольцев обличающим жестом, — остались с голой
— А чего это ты так развозмущался? — пришёл единственному не пристыженному мною товарищу в голову совершенно лишний вопрос. — Не ты ли сразу согласился тридцать пять золотых отвалить? — каверзно прищурился Станислав. — Схера ли, кстати? Могли бы и соло прокатиться за такую-то цену. Ан нет, сразу карманы вывернул.
— Не люблю торговаться с теми, кто только повышает. У тебя возражения имеются?
— А может и имеются, — подошёл он почти вплотную и глянул с вызовом. — Ты чего-то не договариваешь. С какой стати этот мудак до нашего грузовика доебался, почему про ремонт расспрашивал?
— Мне почём знать?
— А не потому ли, что кое-кто тут дня прожить не может, чтобы не замочить кого-нибудь под настроение?
— Давай-ка с больной головы на здоровую не переваливай. Я тут вообще единственный, кто о казне радеет. Я, между прочим, свои кровные на общее дело отдал, и побольше любого из вас нищебродов. Кстати, — кивнул я Павлову, — не забудь возместить по возвращении. И что же я получаю за все заслуги? Да только лютую неблагодарность и пустые обвинения. Знаешь, Станислав, в следующий раз я крепко подумаю, прежде чем приходить на выручку, жертвуя собственными корыстными интересами.
— Можно подумать, ты меньше остальных в успехе дела заинтересован. Прям меценат, поглядите на него, одолжение оказывает. Да я скорее в непорочность кабацкой шлюхи поверю, чем в твои благие помыслы. И не тяни на себя одеяло, прикидываясь благодетелем. Здесь командует лейтенант. А ты — обычный наёмник. Знай своё место.
Вот же мудак! Неужто думает, я опять в кирасу суну?
— Ох, дружище Станислав, — поставил я правую ногу на ящик и облокотился о колено, чтобы рукоять засапожника была поближе к ладони, — до чего же ты, сука, лицемер. Ведь на голубом глазу заливал, что нету у тебя ни единой мутации, а погляди ж ты какой язычище длинный, за зубами совсем не держится — явное отклонение. Но ничего, не переживай, это легко исправить.
— Ну всё, прекращайте, — пробурчал лейтенант с куда меньшей уверенностью в голосе, нежели раньше. — Только замяли и опять в бутылку лезете оба. Кол, иди в кабину, от греха подальше. Пожалуйста.
— Я тоже пойду, — робко двинулся Ветерок вслед за мной, — ноге отдохнуть дам.
— Ага, — кивнул Павлов, да так и остался сидеть, не поднимая головы.
— Отличная всё-таки штука, этот протез, — забрался Ветерок на пассажирское место и пристроил рядом отстёгнутую деревяшку. — Спасибо.
— Чего хотел? — не нашёл я в себе терпения для светской беседы.
— Не любишь, когда вокруг да около? Ладно, давай сразу к делу, собственно, о нём я и хотел расспросить. Что за дело-то такое? То, что вы тех ребят на крутых тачках ищите, я уже понял. Но вот зачем они вам — ума не приложу.
— Тебе и не нужно.
— Ну, как сказать, — усмехнулся Ветерок.
— Если есть что — выкладывай, нет — заткнись, не беси.
— Думаю, есть. Только вначале надо бы за долю мою перетереть.
— За долю, говоришь? А как же клятвенные обещания вечной признательности?
— Всё в силе, моё слово — кремень. Но чутка монет сверху не помешало бы.
— За кота в мешке цену не назначаю. Рассказывая, а там видно будет.
— Лады, но, прежде чем начну, ответь на один вопрос. Кто он, этот Павлов, почему лейтенантом его кличете?
— Про Железный Легион слыхал?
— Тот, что в Муроме теперь заправляет? Слыхал краем уха. Так Павлов... Ого, на серьёзных ребят работаем.
— Да, — повернулся я и посмотрел Сане в глаза, — я достаточно серьёзен, а ты работаешь на меня, пока голову свою не окупишь. Советую об этом не забывать.