Прежде чем я умру
Шрифт:
Расположившись в башне и занимаясь рукоделием, Эвика бывало полностью погружалась в собственные мысли, скользя пальцами по пряже, слушая мирный стрекот прялки. Блейз сидел рядом с Сирилом на скамеечке у камина и вслух читал книгу, стараясь не отвлекаться на умиротворенное лицо Эвики. Но порой, даже он замечал, какой грустной была чародейка.
«И снова время, но теперь, в кругу друзей, среди тех, кто будет проживать с тобой вечность на равных» Храфн видел, как все чаще в бирюзовых глазах дочери отражалась радость — это было хорошим знаком, но предчувствие беды не покидало чародея ни на день. Ночами он проводил время в башне: помещение специально
И лишь однажды, смотря на свое отражение в зеркале, чародей заметил седину в бороде: «Неужели я утрачиваю свое бессмертие?! Моя энергия уходит в магический инструмент» — впервые, после смерти Рогнеды, он ощутил страх. «Эвику нужно защитить, у меня осталось не так много времени, но я должен успеть завершить работу».
Позже, когда Храфн закончил сотворение зеркала Тенебре-вице, произошло нападение на замок и Эвика исчезла вместе с артефактом.
— Вот и все… — закончила Доминика.
— Спасибо что поделилась. — Ян встал из-за стола, намереваясь покинуть дом, но девушка оглядела его с головы до ног и покачала головой:
— Давай-ка, ты сначала пойдешь в бане попаришься, поужинаешь и ляжешь спать. А утром отправляйся туда, куда тебе нужно…
— Благодарю Доминика, но мне нужно к своему подопечному.
— Воистину. — Смотря куда-то в пол, прошептала девушка.
Оставшись в доме одна, Доминика задумалась: «Когда-то и я жила. Поле пшеницы, голубые небеса, широкая река. Куда все это ушло, куда? Мама…»
Ее человеческий путь закончился в четырнадцать лет. Когда она родилась, небольшую деревушку, в которой они с родителями жили, поразила странная и таинственная болезнь. За каждый прожитый Доминикой год, умирало по нескольку человек. Никому и никогда не приходило в голову, что в маленькой девочке, может таиться угроза.
Шли годы, Доминика росла — это был необычный ребенок, замкнутый и тихий, от нее редко когда можно было услышать больше пары фраз или увидеть улыбку. Худенькая, с большими разноцветными глазами на узком личике, она напоминала собственной матери совенка.
— Какой маленький у моей Домны носик, а какие глазки. Улыбнись мне доченька — просила ее матушка, но девочка лишь склоняла голову набок так, что ее мышиного цвета волосы рассыпались по узким плечикам, пока однажды Доминике не пришлось их отрезать.
Небольшой пожар, приключился в сенях их дома, девочка заигралась со свечой, и половина волос сгорела, странным образом не задев кожу лица. Мать сетовала, заливая пол водой, и все что осталось сделать — это остричь обгоревшие локоны. Теперь соседские мальчишки, дразнили ее «Парнишкой», потому как одна часть волос справа была коротко пострижена, а с левой, ушко скрывала длинная челка.
Однако стоило кому-то из детей уж слишком обидеть девочку, она поднимала на него свои холодные и полные спокойствия глаза и долго, не мигая смотрела в упор. Детям от этого пристального взгляда, становилось не по себе, и они умолкали, разбегаясь играть вместе, но только не с ней. Доминике никто и не был нужен, кроме ее соломенной куклы, с которой она часами могла играть и мысленно переговариваться.
Год за годом, добавлялись все новые могилы, кладбище расширялось. Постепенно, из всей деревни осталась лишь одна Доминика. Маленькая девочка в дремучем лесу, в богом забытом селении, среди пустых и обветшалых домов. И так еще много лет: летом она питалась тем, что давал лес, а зимой скиталась по заснеженным полям, лугам. Она научилась охотиться и убивать животных, которые могли прокормить ее своей плотью и кровью, научилась разжигать костер в камине своего старого дома, научилась ухаживать и заботиться о самой себе, храня молчание, пока однажды, не осознала, что жить ей не хочется, а хочется уйти туда, где нет нужды, холода и голода, нет одиночества и тоски… Где лишь покой.
Ступая по мокрой от росы траве, она шла к пруду. Обволакиваемая плотным туманом деревня, покоилась в мертвой тишине среди лесной чащи: ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни одного звука, кроме медленных шагов…
Изо рта вырываются клубы пара, исхудавшее, мертвенно-бледное, словно маска, лицо не выражает никаких эмоций. Она останавливается на деревянном мостике и смотрит своим отрешенным взглядом на пруд, напоминающий большое, черное зеркало, в котором так ясно отразился ее образ. Девочка в длинной, холщовой рубахе, доходящей до узких щиколоток босых ступней. Незаметно, туман стал медленно расстилаться над водной гладью, подбираясь к мостику и обволакивая девичьи ноги.
«Смерть шла со мной рука об руку, где была я, там жила и она, питаясь всеми, кто окружал меня. Кто я и для чего существую в этом мире?»
— Ты — есть Смерть, рожденная с этим даром и великой силой. — Нашептывал туман.
— Как мне жить?
— Не живи… умри и возродись в новом обличье. — Подталкивал ее мужской голос.
Шаг, холодная вода острыми шипами впивается в кожу и смыкается над ее головой. В Царстве черной воды, где мир кажется черно-белым, Домна ощутила покой. Она не чувствовала, как боль от нехватки кислорода разрывает ее легкие, как медленно, но верно сознание погружается в состояние вечного покоя, как ее глаза заволакивает серой пеленой.
Где-то над полями и лесами горизонт окрасился кроваво-красным оттенком закатного солнца. Луг наполнялся множеством шорохов, везде теплилась жизнь, заухала сова. Наступили сумерки, а затем и ночь с усеянным звездами небом, с большой, белоснежной, как вышитая кружевом, луной. Во мраке ночи из пруда выбралась утопленница.
По алебастровой коже с длинных поседевших волос стекали ручьи воды. Холщовая рубаха прилипла к телу, облегая маленькую торчащую грудь. Один глаз светился ярким изумрудом, а другой холодным белым льдом и лишь алые, как лепестки розы, губы быстро двигались, что-то нашептывая, пока из воды не выскочил длинный черный шест.
Луна вышла из-за тучи, осветила чистое острие косы, недобро поблескивающее в ночи. Доминика подняла лицо к небу и глубоко вдохнула, блаженно прикрыв глаза, наслаждаясь белесым светом, впитывая его энергию: «Отец, да благослови начинание мое, да будет воля твоя. Я есть Смерть несущая, дочь рожденная смертной и благословенная Тобой».
Белый круг луны, отразился на водной глади, образуя мужской лик, который устремил свой взгляд на новорожденную:
— Новый Жнец, Новая Смерть — благословляю тебя. Ступившую на Путь истинный, не отрекшуюся от Меня. — Спокойный, ласкающий слух баритон говорил с Доминикой. А она внимала каждому слову, будто завороженная. — В косе твоей сила, в тебе — Я. — Со всех сторон до нее стали доносится шепотки. — Новый Жнец, новая Смерть… Смерть… — нарастающий гул прекратился, стоило Доминике ударить косой об землю. Трава в том месте сразу же почернела и высохла, превратившись в пепел.