Президенты без государств
Шрифт:
Но генерал не был уверен, что сейчас ему удастся получить долг. Даже убив Чокаеву, он уйдет ни с чем. Он встал, подошел к окну, потом прошелся раза два по комнате, а когда сел к столу, Чокаева увидела на его лице неожиданную улыбку. Генерал вынул из портфеля сверток, развернул и на его коротких пальцах повисло египетское ожерелье. Огонь играл на каждом камне, на каждой грани.
— Этому нет цены, Мария Яковлевна! Как старый друг вашего дома я хочу оставить его вам. Кроме того, вот вам еще пятьдесят тысяч франков на мелкие расходы.
Генерал
Искушение для старой актрисы, привыкшей к успеху, цветам, подаркам, было слишком велико. Пятьдесят тысяч франков и ожерелье с бриллиантами могли соблазнить кого угодно.
К тому же Мария Яковлевна понимала, что если она сейчас откажется от такого несметного богатства, то завтра может потерять все. Завтра немцам будет не до бумаг Мустафы. Кайгина и Канатбаева она больше не встречала, да и библиотека давно продана букинистам. От нее почти ничего не осталось, как не осталось ничего от хрусталя и картин. Завтра уже нечего будет нести на продажу. А то, что зарыто в земле, на рынок не понесешь, даже если придется умирать с голоду. А тут покупатель. И предлагает солидный куш. Чокаева взяла себя в руки и сказала:
— Я подумаю, барон!
— Голубушка Мария Яковлевна! — воскликнул раздосадованный генерал. — Вы же прекрасно понимаете, что у меня нет времени торчать во Франции под носом у американской и английской контрразведки. Сколько можно думать? — с этими словами он выложил на стол еще одну пачку денег.
— Вот вам еще пятьдесят тысяч! Я думаю, что этого вам хватит надолго.
— Что ж, генерал, вы меня уговорили. Я отдаю вам, вернее, продаю вам то, что была обязана хранить.
Генерал тут же встал со стула, подвел Марию Яковлевну к зеркалу и заставил примерить ожерелье.
— Вам нравится? — спросил генерал.
— Да, великолепная работа… Такое мне даже видеть не приходилось.
Смертельная бледность на лице Марии Яковлевны сменилась бледным румянцем.
Когда деньги были убраны, генерал спросил:
— Где архивы Мустафы?
— Я вас должна огорчить, архивы не здесь. Они в загородном доме под Парижем.
— Такая поездка не входила в мои планы, — сказал генерал недовольным тоном. — Как это ни прискорбно, но за архивами мы должны выехать немедленно.
— Сейчас уже поздно…
— Это не играет роли. Вы едете?
— Что мне остается делать?
Мария Яковлевна и генерал Мадер добрались до чокаевской дачи глубокой ночью.
Они подошли к деревянному дому с верандой. Окна были забиты досками, дорожка заросла густой травой.
— Вот мы и пришли, — отпирая калитку, сказала Мария Яковлевна.
Генерал внимательно огляделся по сторонам и пошел за Марией Яковлевной только после того, как в конце переулка увидел тучного мужчину, идущего в их сторону неторопливой походкой.
Чокаева порылась в ридикюле, достала ключ от веранды.
— Извините! — сказала Мария Яковлевна, когда они вошли в темную комнату. Она зажгла свечу. Тут такой беспорядок — черт ногу сломит.
Генерал окинул взглядом комод с зеркалом овальной формы, пустую этажерку у глухой стены.
— Тут, помнится, был рояль, — сказал он.
— Рояль давно продан, как и все остальное. Если продать эти вещи и дачу, я — нищая.
— Теперь вам не придется продавать дачу. Когда вы приезжали сюда в последний раз? — спросил генерал, разглядывая запущенную веранду.
— Полгода назад, — проведя пальцем по зеркалу, ответила Мария Яковлевна, — видите, сколько пыли…
— Каюм бывал тут?
— Не раз, но при жизни мужа. Чтобы он не нашел меня, я уехала отсюда. Я не хотела встречаться с Каюмом, не хотела отдавать ему архивы. Я не желала встречи и с доктором Ольцшей, впрочем, и с кем бы то ни было еще из туркестанского ли комитета или из СД. Я вся извелась и после смерти мужа совсем потеряла покой. Нервы окончательно сдали. Плохо спала, голова раскалывалась от боли, участились сердечные приступы. Я жаждала душевного покоя, мне нужна была разрядка, я не хотела никого видеть. Поэтому и уехала, сбежала от вас всех, надеясь прожить остаток своих дней в уединении, тихо и спокойно. Да, я испытывала нужду. Порой ложилась спать голодной, но я была душевно спокойна. И вот явились вы, и теперь мне нечего думать о покое. Неужели все сначала, и будет ли когда-нибудь этому конец?!
— Будет, — перебил ее генерал. — Я обещаю, что больше не потревожу вас. Навсегда избавлю от заботы об архивах Мустафы. Теперь они, попав в надежные руки, сыграют предназначенную им роль. Все, что задумано Мустафой, найдет реальное воплощение. Мустафа был и останется в наших рядах.
Генерал явно льстил. Сейчас он готов был на любые дифирамбы.
— Вас долго не было здесь. Вы уверены, что все цело и невредимо?
— В этом я уверена. Это можно проверить по описи.
— А что, есть опись?
— Муж долго работал над архивами и составил опись. Я помогала ему.
— Значит вы знаете, что в этих архивах? — спросил генерал, несколько озадаченный тем, что Мария Яковлевна посвящена в эту тайну.
— Пойдемте, я покажу, где хранится опись, — с некоторым раздражением сказала Мария Яковлевна, стараясь как можно скорее избавиться от неприятного чувства, овладевшего ею.
Они вышли во двор и спустились в подвал, стены которого были обшиты некрашеными досками. Со свечой в руке Мария Яковлевна осмотрела несколько досок, прибитых справа от входа, и указала на две из них.