Презумпция невиновности
Шрифт:
– Понятно, – говорю я сухо, – что еще?
– Ничего. Просто подумал, что надо дать тебе знать. – Мы оба молчим. – Продолжаем раскручивать дело Полимус?
– У тебя есть работа получше?
– Нет у меня другой работы… Сегодня ко мне приходили, забрали мои отчеты для Морано, начальника городской полиции. Сказали, что он хочет их посмотреть.
– Ну и что?
– Это на него не похоже. Три года назад ограбили его тещу. Что-то он тогда никаких бумаг не затребовал.
– Ты бы тоже не затребовал, будь у тебя теща, – шучу я.
– Все равно
– Это он важность на себя напускает.
– Может быть… Ну ладно, я двину в Северный филиал досмотреть те бумаги. – Лип говорит о делах, которые мы искали после моего посещения Тридцать второго отделения. – Там сказали, что получат с них микрофильмы. Вот я и хочу посмотреть, пока их не отправят обратно. Ты где вечером будешь, если я что-нибудь разузнаю?
Где мне быть, как не в гостинице, на вечеринке у Реймонда? Разузнает или не разузнает – теперь это не к спеху. Но Лип говорит, что все равно заглянет в гостиницу, хотя бы для того, чтобы пожать Реймонду руку.
– У ирландцев поминки всегда веселые, – заключает он.
Липранцер оказался прав. В зале гремит оркестр. Оживленно снуют девицы в больших соломенных шляпах и с флагами на груди. Повсюду зеленые надписи: «ХОРГАН!» По обе стороны трибуны стоят трехметровые портреты Реймонда. Я слоняюсь взад-вперед, иногда подцепляя фрикадельку. Настроение у меня никудышное.
Приблизительно в половине восьмого я поднимаюсь на пятый этаж, к Реймонду в номер «люкс». Люди, непосредственно помогавшие ему в предвыборной гонке, угощаются холодными закусками с трех подносов. На комоде несколько бутылок спиртного. Во всех трех комнатах непрерывно звонят телефоны. Я насчитал полдюжины аппаратов. Все телевизионные студии города показывают Нико дель Ла-Гуарди. Теперь уже несомненного победителя. Ко мне подходит Ларрен с бокалом бурбона.
– Первый раз вижу человека, которого объявили мертвым до того, как он отдал концы, – ворчит он, имея в виду результаты голосования на выходе.
Сам же Реймонд отнюдь не пал духом. Он сидит в спальне перед телевизором и разговаривает по телефону. Увидев меня, кладет трубку, встает, обнимает.
– Рожат, рад тебя видеть! – говорит он, обращаясь ко мне по имени, которое дали мне родители. Я знаю, что сегодня вечером он демонстрировал этот дружеский жест доброму десятку людей, но все равно испытываю глубокую благодарность за то, что включен в скорбящее семейство.
Я сажусь на скамеечку рядом с креслом Реймонда. На столике по другую сторону вижу бутылку «Джека Дэниела» и недоеденный сандвич. Реймонд продолжает разговаривать по телефону, одновременно перебрасываясь репликами с Ларреном, Майком и Джо Рейли.
Я вспоминаю вечера, когда отец просиживал с пивом перед телевизором, болея за какую-то футбольную команду. Спросив разрешения, я любил примоститься около него на диване. То были самые благостные минуты в наших отношениях. Потом, когда я стал постарше, он иногда передавал бутылку мне, а сам
Постепенно разговор переходит к процедуре передачи полномочий новому окружному прокурору. Как лучше – сначала Реймонду поговорить с дель Ла-Гуарди или выступить в зале перед соратниками? Решено: сначала дель Ла-Гуарди. Майк говорит, что Реймонду следует позвонить Нико, Джо считает, что надо послать ему телеграмму.
– На хрена звонить, на хрена телеграмму, – возражает Реймонд. – Он же рядом, через улицу. Пойду пожму ему руку.
Ларрену Реймонд поручает договориться о встрече. Он придет к Нико, скажет положенные слова, потом вернется сюда. А Лидия Макдугал должна в половине десятого устроить пресс-конференцию, а в десять – прямой эфир с Розенбергом. Какой смысл ссориться со средствами массовой информации?
Я и не знал, что Лидия тоже здесь. Она разворачивает свою коляску и произносит только два слова: «Жалость-то какая!»
Потом Реймонд говорит, что надо поговорить с глазу на глаз. Мы уединяемся в небольшой гардеробной с туалетом.
– Как настроение? – спрашиваю я.
– Ничего, бывали передряги и похуже. Завтра – трудный день, но мы его переживем, – говорит Реймонд. – Теперь о том, что я упомянул вчера. Вот увижусь с Нико, скажу, что готов подать в отставку. Незачем играть роль умирающего лебедя. Отрубил, и дело с концом. Скажу: пусть принимает лавочку, если не возражает глава округа.
Реймонд не утратил чувства юмора. Глава округа – это Болкарро. Он же мэр. Он же председатель партии. У этого типа больше титулов, чем у президента банановой республики.
Я говорю, что он принял мудрое решение.
– Расти, я должен извиниться перед тобой. Мне бы хотелось бразды правления передать тебе. Но вместо того чтобы готовить почву, я выдвинул свою кандидатуру. Друзья-приятели настояли.
Я отмахиваюсь: какие там извинения!
В дверь просовывается голова Ларрена.
– Я только что сказал Расти, что не должен был снова баллотироваться, – говорит Реймонд. – Надо было его проталкивать. Новый человек, растущий профессионал, в политику не ввязывается. У него дела бы пошли. Как ты думаешь?
– Ей-ей, – говорит судья. – Еще два слова, и я тебе поверю.
Мы все смеемся.
Ларрен рассказывает о разговоре с Томми Мольто, который сегодня вечером выступает первым адъютантом победителя. Тот сказал, что лучше устроить встречу бывших соперников не сегодня, а завтра. Нико и Мольто хотят видеть Реймонда утром.
– В десять часов, – говорит Ларрен. – Сам назначил время, у меня не спрашивал. И еще сказал, чтобы Реймонд был один. Как вам это нравится, а? От говна указания получать?! – Ларрен умолкает на несколько секунд, чтобы дать излиться своему негодованию. – Я сказал, что ты позвонишь и признаешь свое поражение. Позвонишь, как только будешь готов.
Реймонд берет у Ларрена его бокал, опрокидывает одним махом и говорит:
– Я готов.
Преданность тоже имеет свои границы. Я не желаю больше ничего слышать и спускаюсь в зал.