При свете луны
Шрифт:
– Здесь.
– Что ты сказал?
– Здесь.
– Что ты слышишь?
– Здесь.
– Я ничего не слышу, маленький братец.
– З-д-е-сь.
– Чего ты добиваешься, брат?
Шеп задрожал.
– Здесь.
– Здесь что? – спросил Дилан, пытаясь добиться разъяснений, хотя и знал, что вероятность получить их очень мала.
– Там.
– Там? – переспросил Дилан.
– Там, – согласился Шеп, кивая, но при этом продолжал смотреть на руки и дрожать.
– Там
– Здесь, – в голосе Шепа вроде бы послышалось раздражение.
– О чем мы говорим, дружище?
– Здесь.
– Здесь, – повторил Дилан.
– Там, – раздражение, похоже, усиливалось.
Стараясь понять, Дилан совместил эти два слова: «Здесь, там».
– Здесь, т-т-там, – повторил Шеп, задрожав еще сильнее.
– Шеп, что не так? Шеп, ты испуган?
– Испуган, – подтвердил Шеп. – Да. Испуган. Да.
– Чего ты боишься, дружище?
– Шеп боится.
– Чего?
– Шеп боится, – дрожь все усиливалась. – Шеп боится.
Дилан положил руки на плечи брата.
– Успокойся, успокойся. Все нормально, Шеп. Тебе нечего бояться. Я с тобой, маленький брат.
– Шеп испуган. – Лицо Шепа – он по-прежнему смотрел в пол – стало бледным, как полотно, как призраки, которых он, возможно, увидел.
– Руки у тебя чистые, никаких микробов, мы вдвоем, ты и я, бояться нечего. Идет?
Шеп не ответил, но продолжал дрожать всем телом.
Помня о том, что длинные монологи с напевными интонациями всегда действовали на Шепа успокоительно, Дилан воспользовался этим испытанным средством:
– Хорошие, чистые руки, никаких грязных микробов, хорошие, чистые руки. Теперь мы можем идти, можем идти, можем ехать. Хорошо? Нам пора ехать. Хорошо? Тебе нравится ездить, тебе нравится на дороге, мы сейчас поедем, поедем дальше, поедем в те места, где не бывали раньше. Хорошо? Снова будем ехать, ехать, ехать. Ты сможешь читать свою книгу, ехать и читать, ехать и читать. Хорошо?
– Хорошо, – ответил Шеп.
– Ехать и читать.
– Ехать и читать, – повторил Шеп, напряженность ушла из его голоса, пусть сам он и продолжал дрожать. – Ехать и читать.
Пока Дилан успокаивал брата, тот продолжал вытирать руки бумажными полотенцами. С такой силой, что рвал полотенца. Клочки влажной и сухой бумаги усеяли пол у его ног.
Дилан держал руки Шепа, пока из них не ушла дрожь. Мягко разжал пальцы, вытащил остатки полотенец, бросил в ближайшую мусорную корзинку.
Подложив руку под подбородок Шепа, Дилан поднял голову брата.
На мгновение их взгляды встретились. Потом Шеп закрыл глаза.
– Ты в порядке? – спросил Дилан.
– Читать и ехать.
– Я люблю тебя, Шеп.
– Читать и ехать.
Бледные, как полотно, щеки Шепа чуть порозовели. Морщины озабоченности на лице разгладились.
Хотя внешне Шеп вроде бы успокоился, внутренняя буря еще не улеглась. Дрожь не ушла, глаза метались под веками, оглядывая мир, видеть который мог только он.
– Читать и ехать, – повторил Шеп, эти три слова стали его успокаивающей мантрой.
Дилан вновь оглядел ряд туалетных кабинок. Дверь в четвертую, где он знакомился с конструкцией перегородки, оставалась распахнутой. Двери второй и третьей – приоткрытыми. И лишь дверь в первую кабинку была плотно закрыта.
– Ехать и читать, – в какой уж раз повторил Шеп.
– Ехать и читать, – заверил его Дилан. – Я возьму твою книгу.
Оставив брата около контейнера с бумажными полотенцами, Дилан взял роман «Большие ожидания» с полки над раковинами.
Шеп застыл там, где и оставил его Дилан, с поднятой головой, словно ее по-прежнему поддерживала рука старшего брата. Закрытые глаза пребывали в непрерывном движении.
С книгой в руке Дилан подошел к первой кабинке. Потянул дверь на себя. Она не открылась.
– Здесь, там, – прошептал Шеп. Он все стоял с закрытыми глазами, руки висели, как плети, ладонями вперед, чем-то напоминал медиума в трансе, разрезанный пополам мембраной, отделяющей этот мир от последующего. Если бы его ноги оторвались от пола и он, левитируя, поднялся в воздух, Дилан, наверное, не сильно бы удивился. Голос Шепа оставался узнаваемым, но при этом его устами словно говорил призрак, вызванный во время спиритического сеанса из Потусторонья. – Здесь, там.
Дилан знал, что в первой кабинке никого нет. Тем не менее опустился на колено и заглянул под дверь, чтобы подтвердить то, в чем он и так не сомневался.
– Здесь, там.
Он встал. Вновь попытался открыть дверь. Она не просто зацепилась за косяк. Ее заперли. Естественно, изнутри.
Может, дефект задвижки! Может, каким-то образом она закрылась, когда в кабинке никого не было?
Может, Шеперд только подошел к первой кабинке, обнаружил, что доступа в нее нет, и тут же перебрался в четвертую, а Дилан этого не заметил.
– Здесь, там.
Холод первым делом достиг костей Дилана – не кожи, а потом распространился по всем конечностям, до подушечек пальцев. Страх заморозил костный мозг, не только страх, но и ожидание чего-то загадочного и фантастического, вселяющего благоговейный трепет.
Он бросил короткий взгляд на зеркало над раковинами, почему-то решив, что увидит не туалет ресторана в провинциальном городке, а что-то другое, куда более величественное. Слишком уж велико было ожидание чуда, чтобы вновь лицезреть кабинки и писсуары. Помимо этого, он увидел только себя и Шепа. Впрочем, не очень-то понимал, а что должно открыться его глазам.