При свете луны
Шрифт:
– Нет.
– Ты не собираешься вести себя неподобающим образом на людях?
– Нет.
– Рад это слышать. Я всегда думал, что ты – хороший мальчик, один из лучших. Я рад, что ты не собираешься меня подвести. Иначе у меня разбилось бы сердце. Видишь ли, многие люди почувствуют себя оскорбленными, если ты будешь складывать или раскладывать здесь и там у них на глазах. Оскорбятся точно так же, как если бы ты помочился на их туфли.
– Правда? – спросил Шеп.
– Да. Правда. Почувствуют отвращение.
– Правда?
– Да.
– Почему?
– Слушай,
Шеп не ответил. Хмурясь, смотрел на бетонную дорожку, словно резкий переход к «Золотым рыбкам» поставил его в тупик.
Небо до такой степени прожарилось, что по нему не летали птицы. Яркие солнечные лучи отражались от окон проезжающих автомобилей, от полированных бортов, капотов, багажников. На дальней стороне улицы горячий воздух извивался змеями. Другой мотель и станция технического обслуживания растворялись в жарком мареве, становились полупрозрачными, как миражи.
Прошла лишь минута-другая с того момента, как Джилли чудесным образом сложилась в одном месте и разложилась в другом, они стояли среди то ли домов, то ли миражей, их ждало будущее, столь похожее на галлюцинации, и при этом они говорили о такой ерунде, как крекеры с сыром в форме золотой рыбки. Может, абсурдность этой ситуации и являлась лучшим доказательством того, что они живы, что ей это все не снится и она не умерла, потому что сны заполнялись тайнами или ужасами, а не абсурдами в духе Эбботта и Костелло, и жизнь после жизни не могла быть полна абсурда, ибо кому и зачем она такая нужна, ничем не отличающаяся от обычной жизни?
– Почему у тебя вызывают отвращение эти маленькие сырные «Золотые рыбки»? – повторил вопрос Дилан. – Потому что они круглобокие?
– Фигурные, – ответил Шеп.
– Они круглобокие и фигурные, и это вызывает у тебя отвращение.
– Фигурные.
– Но многим людям нравятся «Золотые рыбки», Шеп. Многие люди едят их каждый день.
Шеп содрогнулся при мысли о том, что существуют любители «Золотых рыбок».
– Шеп, ты бы хотел, чтобы тебя заставили смотреть, как люди прямо перед тобой едят крекеры «Золотая рыбка»?
Чуть присев, чтобы лучше видеть лицо Шепа, Джилли увидела, что он не просто хмурится, а злится.
Но Дилан гнул свое:
– Даже если бы ты закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, ты бы хотел сидеть между двух людей, которые ели бы «Золотые рыбки», и слушать все эти хрумкающие, чавкающие звуки?
Шепа чуть не вырвало от отвращения.
– Мне нравятся «Золотые рыбки», Шеп. Но я их не ем, потому что они вызывают у тебя отвращение. Вместо этого я ем «Чиз-итс». Ты бы хотел, чтобы я начал есть «Золотые рыбки», оставляя их там, где они могли бы всегда попадаться тебе на глаза? Тебе бы это понравилось?
Шеп яростно замотал головой.
– Это было бы хорошо, Шеп? Хорошо? Шеп?
– Нет.
– То, что не вызывает у нас неприятных эмоций, может вызывать их у других людей, поэтому мы должны уважать чувства других людей, если хотим, чтобы они уважали наши чувства.
– Я знаю.
– Хорошо! Поэтому мы не едим «Золотых рыбок» в присутствии тех…
– Не надо «Золотых рыбок».
– …и мы не мочимся на публике…
– Не надо пи-пи.
– …и мы не складываем и не раскладываем здесь и там в общественных местах.
– Не надо складывать и раскладывать.
– Никаких «Золотых рыбок», никаких пи-пи, никаких складываний и раскладываний, – подвел итог Дилан.
– Никаких «Золотых рыбок», никаких пи-пи, никаких складываний и раскладываний, – повторил Шеп.
– Я очень горжусь тобой. И я люблю тебя, Шеп. Ты это знаешь, я люблю тебя, дружище, – голос Дилана дрогнул, он отвернулся от брата. Не посмотрел на Джилли, боялся, что, взглянув на нее, даст волю чувствам. Вместо этого принялся изучать свои большие руки, словно сделал ими что-то такое, чего теперь стыдился. Несколько раз глубоко вдохнул, медленно и глубоко, и, поскольку Шеп продолжал молчать, добавил: – Ты знаешь, что я очень тебя люблю?
– Хорошо, – выдавил из себя Шеп.
– Хорошо, – кивнул Дилан. – Тогда хорошо.
Шеперд ладонью смахнул пот с лица, потом вытер ладонь о джинсы.
– Хорошо.
Когда Дилан встретился взглядом с Джилли, она в полной мере поняла, какой ценой давались ему такие вот разговоры с Шепом, поэтому и ее голос дрожал от эмоций.
– И что… что теперь?
Дилан поискал свой бумажник, нашел.
– Теперь пойдем на ленч.
– Мы оставили компьютер включенным.
– Ничего страшного. И дверь заперта. А на ручке висит табличка «НЕ БЕСПОКОИТЬ».
Автомобили продолжали проезжать мимо, сверкая на солнце. Дальняя сторона улицы мерцала, как мираж.
Она ожидала, что сейчас услышит серебристый смех детей, почувствует запах благовоний, увидит женщину в мантилье, сидящую на церковной скамье, ощутит прикосновения крыльев белых птиц, спускающихся с неба, где никаких птиц не было и в помине.
Но тут, не поднимая головы, Шеперд неожиданно взял ее за руку, и все мысли о возможных видениях исчезли.
Они вошли в ресторан-кафетерий. Она вела Шепа, потому что он не решался поднять голову, боясь встретиться взглядом с каким-нибудь незнакомцем.
По сравнению с уличной жарой воздух в ресторан, похоже, поступал из Арктики. Но Джилли не чувствовала, что замерзает.
Мысли о том, что сотни тысяч, а то и миллионы микроскопических машин наводнили его мозг, полностью лишили Дилана аппетита: он не получал никакого удовольствия от еды, зная, что кормит не только свой организм, но и заправляет топливом эти самые машины.
Шеп, наоборот, радовался каждому кусочку, потому что получил привычное лакомство: поджаренный на гриле сандвич с сыром (квадратный кусок хлеба без дугообразной корочки), разрезанный на четыре четвертушки, картофельную соломку с обрезанными торцами, соленые огурцы, которые Дилан нарезал длинными прямоугольниками, и помидор, поделенный на квадраты.