При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь
Шрифт:
Так, можно сказать, ни с чем и ушел Антон Бирюков с элеватора. Подойдя к автобусной остановке, хотел дождаться автобуса, но быстро передумал. Чтобы поразмышлять наедине, решил идти до РОВДа пешком. Мысли были невеселые, тягучие. Получалось так, что провокационный звонок в Серебровку Барабанову могли организовать три пары: цыган Левка с Розой, Тропынин с какой-нибудь «Моникой» или та же самая наблюдательная лукавая Вера с каким-нибудь мнимым «Паном-председателем райпотребсоюза». Не высвечивалась определенно и цель звонка: то ли это была нелепая шутка, которой воспользовался преступник, то ли организованное преступление. И никак не вязались друг
Вспомнились «заезжий» грибник в зеленом дождевике, искавший грибы на опушке серебровского колка, где они никогда не растут, и мужчина с надетым на голову капюшоном, как будто выбросивший что-то из кузова райпотребсоюзовского грузовика в Крутиху. Не откладывая в долгий ящик, Антон попутно зашел на автобазу райпо, чтобы переговорить с шофером, который двое суток назад возил в Серебровку арбузы.
Отыскать шофера оказалось нетрудно — с арбузами в Серебровку ходила всего одна машина. Но разговор долгое время не клеился. Низенький краснощекий шофер-первогодок, приняв Антона за автоинспектора, с пеной на губах начал доказывать, что никаких попутных пассажиров еще ни разу за свою короткую шоферскую жизнь не возил. Лишь через полчаса парень уразумел, чего от него добивается капитан милиции, и, поминутно путаясь, стал рассказывать откровенно. Выгрузив утром арбузы, он выехал из Серебровки новой дорогой, направляясь в райцентр. На шоссе, перед Крутихинским подъемником, догнал идущего мужчину в зеленом брезентовом плаще. Мужчина «проголосовал». Шофер остановился и предложил место в кабине. Однако мужчина почему-то предпочел ехать в кузове.
— Как он выглядел? — спросил Антон.
— Высокий. По годам, наверно, лет тридцать.
— Характерных примет не запомнили?
— Черный, как цыган. Левая рука вроде протезная или больная. Плащ наподобие солдатской накидки. Он свою левую руку, даже когда в кузов залазил, из-под плаща не вынимал. Правой поймался за борт, наступил на колесо и — там.
— Где высадили его?
— Да не помню, — неожиданно бодро отмахнулся шофер.
Назови он любое место, Антон, пожалуй, и поверил бы. Но внезапная «бодрость» шофера показалась подозрительной. Пришлось еще несколько минут потратить на разговор. В конце концов выяснилось, что мужчина исчез из кузова незаметно и этого-то и боялся шофер: уж не убился ли его пассажир, выпрыгивая на полном ходу из машины?
— Может, вы не остановились по его просьбе?
— Что мне, трудно остановиться? — обиделся шофер. — Тут, скорее всего, другое. Пожадничал он, наверно, думал, плату с него потребую.
— Где обнаружили, что его нет в кузове?
— Перед райцентром. Открываю дверцу, кричу: «Где вылазить будешь?» Ни звука… Заглянул в кузов — пусто!
— И на дороге никого?
— Никого… Он, наверное, в целинстроевский поселок подался, я ведь мимо поселка проезжал.
— На Крутихинском мостике пассажир ничего в речку не бросал?
— Кузов пустой. Что из него выбросишь?
— И у мужчины ничего с собой не было?
— А что у него должно было быть? — насторожился шофер.
— Скажем, корзина с грибами…
— Ничего не было. Только протезную руку он мог выбросить.
Предположение Тропынина о том, что винтовочный обрез выбросили из райпотребсоюзовского грузовика, становилось похожим на выдумку. И опять мысли Антона Бирюкова вернулись к телефонному звонку, идея которого принадлежала Тропынину. Кто, все-таки, звонил в Серебровку? Через кого можно выйти на след «звонарей»?
Глава XVI
Кабинет Славы Голубева оказался на замке, и Антон, пройдя пустующим коридором, вошел в приемную начальника РОВДа. Увидев его, чернявенькая секретарь-машинистка Любочка, краем глаза стрельнув в круглое зеркальце, прислоненное к пишущей машинке, обрадованно защебетала:
— Ой, какие вы легкие на помин, товарищ капитан! Только что подполковник вас спрашивал. Я искала-искала… Заходите к нему, Николай Сергеевич один. — И доверительным шепотом сообщила: — Сегодня звонили из Новосибирска…
Такую информацию Любочка выдавала далеко не каждому сотруднику РОВДа, и это можно было расценивать, как признак особого расположения секретаря-машинистки, у которой забота о сохранении служебной тайны, пожалуй, была выше заботы о собственной внешности, в чем она, по словам судмедэксперта Бориса Медникова, преуспевала зело борзо. Антон с улыбкой поблагодарил Любочку за «информацию» и без стука вошел в кабинет подполковника Гладышева.
Гладышев поздоровался, указал на кресло, нетерпеливо спросил:
— Что выездил в Серебровке?
Бирюков рассказал.
— У нас тоже новости появились… Помнишь стеклянную банку с медом, которую сняли с цыганской телеги? На ней, кроме отпечатков Репьева, остались пальчики еще одного человека. И знаешь кого?.. — Гладышев помолчал. — Андрея Барабанова!
— Значит, на той телеге и всадили ему нож, — хмуро сказал Антон.
Подполковник кивнул:
— Слушай дальше. Козаченко подтвердил, что нож, которым убит Барабанов, принадлежал Левке, но… за сутки до убийства Левка выменял у пасечника на этот нож то самое тележное колесо, которое исчезло с пасеки. Репьев якобы не хотел продавать цыганам колхозное имущество, но нож ему был позарез нужен, на обмен Репьев согласился.
— Я думаю, — заметил Антон, — этому варианту, Николай Сергеевич, пожалуй, можно верить. У пасечника было своеобразное хобби: по осени он колол скотину в Серебровке. Для этого необходим добрый инструмент, а свой нож Репьев, кажется, сломал. Просил Половникова сделать новый, кузнец отказался… Так что, вполне возможно — правду говорит Козаченко… Кстати, Левку с Розой не задержали?
— В аэропорту Толмачево удалось перехватить с билетами до Свердловска. Говорят, в Первоуральск путь держали — там у них какие-то родственники. — Гладышев нахмурил седые брови. Открыв коробку «Казбека», достал папиросу. — Генерал недавно звонил. Встревожено областное руководство случившимся в нашем районе. ЧП, надо сказать, невиданное для области. Как бы нам не прогреметь с ним…
— Опасаетесь, затянем с раскрытием преступления?
— Откровенно говоря, опасаюсь. Версия с цыганами начинает вызывать у меня сомнение, — подполковник мундштуком папиросы постучал по коробке, но прикуривать не стал. — Подумай сам: с чего это Левка оставил свой нож в трупе Барабанова?
— Уже думал над этим. Надо, Николай Сергеевич, начинать отработку другой версии.
— Какой именно?
— С телефонным звонком в Серебровку. По-моему, убийцу интересовал только Барабанов, а пасечник оказался жертвой случайности, если можно так сказать… — Антон потер переносицу. — Правда, тут вмешивается старик Екашев… Как его состояние? Допросить бы надо.