При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

Черненок Михаил Яковлевич

— Вы его отношений с серебровским пасечником Репьевым не знаете?

— С Григорием? Знаю только, что наказание вместе отбывали.

— А самого Репьева хорошо знаете?

— Разговаривал несколько раз, когда он у отца на квартире жил. По-моему, Григорий порядочней нашего Захара, который совсем отпетым жуликом стал.

— Дружки его не навещают Серебровку?

— Не слышал об этом ни от отца, ни от матери, а сам я их никого не знаю.

— Зачем ваш отец копит деньги?

Екашев усмехнулся:

— Этого никто из нашей семьи не

знает, так же, как не знаем мы и того, куда он деньги прячет.

— У него золотой крест был?

Невеселые глаза Екашева как будто насторожились, однако ответил он по-прежнему спокойно, словно ждал такого вопроса:

— Помню, еще война не кончилась, показывал отец желтый металлический крест. Золотой, нет ли — не знаю. Подержать его дал и говорит: «Вот, Ванюха, сколько у твоего папаши золота! Может, на целый миллион». Крест, правда, большим и тяжелым мне показался.

В общей сложности Голубев проговорил с Иваном Степановичем Екашевым больше часа. На все вопросы тот отвечал обстоятельно и так спокойно, что казалось, будто говорит он не о родном отце, а о совершенно постороннем человеке, которого ненавидит всей душой, стараясь, правда, не показывать эту ненависть. Но о покупке Барабановым машины и об убийстве пасечника Репьева Екашев, судя по его ответам, ничего не знал.

Одно только насторожило Голубева: Екашев так ни разу и не спросил, что это вдруг заинтересовалась милиция его отцом?.. Невольно напрашивался вывод: или Иван Степанович настолько сдержан, что не позволяет себе задавать вопросы сотруднику милиции, или осведомлен обо всем происшедшем ничуть не меньше этого сотрудника…

С кирпичного завода Голубев направился в линейный отдел транспортной милиции, узнать — не замечали ли в последнее время на железнодорожном вокзале каких-нибудь подозрительных лиц?

Ничего заслуживающего внимания Голубев не узнал. Пришлось на попутной машине добираться до РОВДа.

Погода портилась. К шести вечера сумерки сгустились так, что Голубев в своем кабинете сидел уже при включенной настольной лампе, когда к нему зашел Бирюков.

Внимательно выслушав Бирюкова, задав несколько уточняющих вопросов, Голубев и сам выложил все, что извлек из недавней своей встречи с Иваном Степановичем Екашевым.

При первом же упоминании о зеленом плаще, о пятне на нем, о пораненной руке Екашева Антон насторожился — не за этим ли крылась разгадка всего дела?..

Заметив волнение Антона, Голубев спросил:

— Думаешь, сын с отцом заварили кашу? — И, не дожидаясь ответа, убежденно заметил: — Нет, Антон, показаниям Ивана Екашева я доверяю полностью. Не лжет он.

Бирюков поморщился:

— В нашем деле, Слава, доверяй, но проверяй!

Голубев пожал плечами:

— Вообще-то не исключено, конечно, и то, что Иван мог разрезать руку, схватившись за нож пасечника…

— Ладно, с этим мы разберемся… Меня сейчас другое интересует… — Антон поднялся, прошелся по кабинету. — Скажи, Слава, есть в районе уголовник по кличке «Шуруп»?

— «Шуруп»? Не

слышал.

— Вот и я тоже… Давай вместе соображать. Может, какой-нибудь Шурупов есть?

Голубев задумался:

— Нет Шурупова… Вот Винтиков есть!

— Черный, здоровый?

— Напротив, сморчок-карманник.

— Не тот!.. Еще?

Слава по памяти перебрал фамилии всех, кто так или иначе проходил в последние годы по уголовным делам, но ни одна из фамилий для производной «Шуруп» не подходила. Начали прикидывать от обратного, результат тот же. Устав от бесплодных догадок, Антон сел к столу, взял в руки телефонный справочник:

— По справочнику разыскал Ивана Екашева?

— Почти случайно наткнулся.

Бирюков открыл раздел квартирных телефонов. Найдя фамилии, начинающиеся на букву «Т», будто сам себе сказал:

— Может, и у пани Моники есть на квартире телефон…

— У кого? — не понял Слава.

— У одной из знакомых Барабанова. — Антон быстро пробежал взглядом короткий столбец фамилий и удивился: — Есть! Тузкова М. Л., улица Целинная, двадцать четыре, квартира восемь. И номер телефончика, пожалуйста…

— Майя Тузкова? — с откровенным удивлением спросил Голубев.

Антон поднял на него глаза:

— Она. Лаборанткой на элеваторе работает. Знаешь?

— Не только Майю, но и самого Тузкова, то есть бывшего мужа ее, знал когда-то.

— Это который повесился?

— Да.

— Как это произошло?

— Довольно оригинально. Пьяный забрался в платяной шкаф. Знаешь, в современных квартирах такие ниши есть, закрывающиеся дверцами? Так вот, влез Тузков в нишу, закрылся изнутри и на шелковом галстуке, привязанном к перекладине, на которую вешают одежду, ушел, как говорится, в мир иной.

— Причина?

— Белая горячка. И воровал.

— Как Майя к этому относилась?

— Скрывала краденое, — Слава оживился. — Однажды додумалась тайник в госбанке устроить. Она тогда там работала. Туфли и золотой браслет в служебный стол замкнула. Больше месяца мы их искали, пока мне в голову не стукнуло на работу к Майе заглянуть. Только присел к ее столу, она и обмерла. Сам Тузков по этому делу полтора года ИТК получил, а Майя, учитывая прежнюю ее добросовестную работу, столько же схлопотала условно. Из госбанка после такого, конечно, уволили, и она устроилась на элеватор. Между прочим, после суда в районной газете фельетон моего собственного сочинения был напечатан под детективным заголовком «Тайник в госбанке».

— Ух ты, детективщик, — Антон улыбнулся и спросил: — Как в дальнейшем вела себя Тузкова?

— По уголовным делам больше не проходила, но с дружками бывшего мужа, по-моему, общается. Недавно в ресторане видел ее с Сашкой Бабенко.

— Кто такой?

— Похлеще карманника Винтикова. Из неполных тридцати — десять лет провел в местах заключения.

— Как выглядит внешне?

— Черный… Здоровый…

— Кличка какая?

— У нас здесь он ни разу не попадался, кличку не знаю.