При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

Черненок Михаил Яковлевич

— Вот ты какой, оказывается, Шуруп!

— Тихо, угр-р-розыск! — прохрипел детина. — Понял?!

«Злить его не стоит», — быстро отметил Антон.

— Зря ты так, Бабенко…

— Тихо!.. На хвост сел?.. Решил сцапать Шурупа голыми ручками? — Острый конец финки, пропоров пиджак, коснулся кожи Антона. — Сейчас сам чики-брики сцапаешь!

— Зачем тебе лишняя «мокруха»?

— А мне терять нечего. Что за два, что за три убийства, одно дело — вышка… Шевельнись, с-с-суконка, шевельнись!

Глаза Шурупа безумно горели. От ощеренного рта несло перегаром. Терять Шурупу

и впрямь было нечего, и Антон отлично понимал, чем может кончиться для него любое неосторожное движение. Спасти его могла только реакция… Резко отшатнуться назад? Там стол… Вправо? Шифоньер… Влево? Шуруп стоит так, что при первом движении Антона финка войдет ему в живот… Что же делать?

«Заговорить его надо, заговорить! Хоть несколько секунд выиграть!» — метнулось в мозгу Антона.

— Слушай, Бабенко, уходи подобру…

В лицо дыхнул заряд перегарной вони:

— Х-ха! Ш-шутишь, детка?!. Становись на колени!

— Ты ведь пырнешь, если шевельнусь.

— Пыр-р-рну.

— Ну, а зачем мне это, Бабенко? Убери нож, ты и без него сильней меня.

— Х-ха! Нашел дуру. Становись, с-с-суконка… Живо! Живо становись!..

«Сколько он весит, этот Шуруп? Не меньше центнера. Хватит силы бросить его? Должно хватить. Только бы хоть на секунду он отвел взгляд, отвлекся. Ну, покосись, Шуруп, на Тузкову, покосись… Прижимаешь финку? А рука дрожит, чувствуется по концу финки, что дрожит. Оказывается, и для тебя не так просто зарезать человека?.. Только бы не промахнуться мимо этой дрожащей руки, только бы хватило резкости удара. Прежде всего надо втянуть живот, чтобы финка не зацепилась… Я готов, Шуруп. Отвлекись на секундочку. Переглянись с Тузковой или заговори со мной на худой конец. Заговори, сволочь…»

— Н-н-ну! — рявкнул Бабенко. — Чего глазами сучишь?!

Что произошло в следующую секунду, окаменевшая Тузкова так, видимо, и не поняла. Финка, сверкнув лезвием, улетела в прихожую, а Шуруп, утробно ёкнув, в одно мгновение перевалился через пригнувшегося Бирюкова и, чуть не задев длинными ногами люстру, с грохотом ударился о пол. Перемахнув через упавшего, Бирюков подхватил в прихожей финку и вбежал в спальню. Зажужжал диск телефона:

— Слава, срочно ко мне! С опергруппой!

Все это промелькнуло перед Тузковой, как в калейдоскопе. Когда Антон бросил трубку, Майя, зажав ладонями рот, так и стояла возле диван-кровати, словно окаменевшая. На полу, приходя в сознание, шевельнулся Бабенко. Рядом с ним непонимающе таращил пуговицы-глаза плюшевый медвежонок…

Глава XX

Мягкое сентябрьское солнце заполняло просторный кабинет начальника РОВДа, поигрывая бликами на толстом настольном стекле и на двустороннем лезвии остро заточенного финского ножа, лежащего поверх пухлой пачки денег. Оживленный разговор между участниками оперативной группы начал было переходить на отвлеченную тему, однако подполковник Гладышев вернул его в прежнее русло. Посмотрев на деньги, он повернулся к Бирюкову и спросил:

— Значит, просчитался Шуруп с Барабановым?

— Да, Николай Сергеевич, — ответил Антон. — Бабенко рассчитывал, что Барабанов

будет иметь при себе не меньше пяти тысяч рублей, а у того наличными оказалось всего полторы тысячи.

Борис Медников, обращаясь к сидящему напротив него прокурору, невесело сказал:

— Храните, Семен Трофимович, деньги в сберегательной кассе и никакой печали в личном плане знать не будете.

— Да, Боря, иной раз вот так печально получается, — вздохнул прокурор.

Подполковник опять спросил Бирюкова:

— Если, как ты рассказывал, Бабенко подбил глаз Барабанову, то почему Барабанов так безответственно подсел к нему на цыганскую телегу?

— По всей вероятности, он действительно тогда не разглядел, кто его ударил у ресторана.

— Ну, а чего Бабенко бушевал с ножом, когда Ивану Екашеву руку поранил?

— Сцену ревности Тузковой закатывал.

— К Барабанову ревновал?

— К нему.

— За секретаршу вымышленного председателя райпотребсоюза по телефону говорила Тузкова?

— Да. Но о истинном замысле Бабенко она не знала. Майя лишь передала ему «идею» Тропынина. Тот мигом за нее ухватился и стал уговаривать Тузкову «разыграть» Барабанова. Доказывая свою верность, Тузкова согласилась. Кстати, в Серебровке Бабенко не в первый раз появился. Сразу после отбытия наказания он несколько дней жил у Екашевых — привет от сына привозил. Хотел докопаться, куда старик прячет деньги, но безрезультатно время провел. Даже убив Барабанова и Репьева, он не терял надежды, как говорит, «колупнуть» старика.

Борис Медников покачал головой:

— Ну, Шуруп… Чем Репьев-то ему насолил?

— Пасечник припугнул Бабенко, что выдаст его в случае убийства, а такие угрозы, Боря, не прощают.

С улицы через распахнутое окно донесся размеренный цокот лошадиных копыт по асфальту. Прокурор, подойдя к окну, сумрачно продекламировал:

— Цыгане шумною толпой покочевали в Серебровку.

— Чего они опять туда? — спросил подполковник.

— Заработанные деньги получать.

Бирюков тоже посмотрел в окно. Мимо РОВДа неторопливо цокала пегая монголка. На телеге с тюками своего немудреного скарба величаво восседал бородатый Козаченко, сутуло горбилась повязанная черным платком старуха. За телегой степенно шли мужчины в ярких рубахах, за ними тянулся гомонящий хвост цыганок. Замыкал процессию кудрявый Ромка.

— Левки с Розой не видно… — заметил Антон.

— Ушли они из табора. Совсем ушли… — проговорил прокурор.

Он хотел еще что-то добавить, но вместо этого обвел взглядом присутствующих и сказал:

— Что ж, товарищи, будем считать расследование законченным. Петр Лимакин обвинительное заключение составляет. На днях передадим дело в суд.

Степан Осипович Екашев скончался в районной больнице за неделю до суда. Через полмесяца после его смерти в подполе обветшавшего екашевского дома нашли тайник с необычным кладом. Глубокая, выложенная кирпичом, ниша была заполнена перевязанными дратвой пачками денег, в каждой из которых оказалось ровно по тысяче рублей. Насчитали этих пачек девяносто девять штук. До ста не хватило одной-единственной…