Причал любви
Шрифт:
«Ты цветок, ты солнце, самая ты настоящая женщина. Та, что не предаст, и не бросит».
Сколько Тимка гулял от меня, я ни разу ни скандалила, только отдельно стелила. А потом он уже и сам ко мне с лаской не лез. Да и сколько ее было, той ласки. Только на медовый месяц и хватило.
А Джон еще и благотворительностью занимался, то сто долларов попросит, то сто евро. Я дочкам ничего не говорила, сама в город ездила и отправляла.
Видимо, распробовав цеппелины, Дина замолчала.
Хорошо женщинам, можно плакать.
А
Где взять слезы, когда не можешь встать, и жена твоя, хрупкая, вечно о чем-то возвышенном мечтающая, пытается судно под тебя подложить. А ты, пытаясь ей помочь, разливаешь все содержимое на постель, и на пол, и ей на туфли.
Он очень хорошо запомнил лакированные туфли, в которых Ильзе приходила к нему в больницу. Бежевые лодочки, он их купил ей на двадцатилетие свадьбы, а уже и двадцать пять на подходе. Не отпраздновали, в них ее и хоронили.
Она молодая веселая была, на разделке рыбы стояла, все в руках у нее горело, ударница, комсомолка.
Он, как с мореходки приехал, так и закружилось у них. Ильзе была маленькая, ростом как Дина, он большой, сильный. Оба такие спокойные, что соседи удивлялись. Словно близнецы, с полуслова друг друга понимали. На все один взгляд, одно мнение. В основном, конечно, жены.
Другие удивлялись, но Гуннара это не раздражало. Когда по полгода в море, то жена такая и нужна, чтоб могла все сама решать.
Жаль только, с сыном не получилось.
Как раз плохо стало и с продуктами, и с лекарствами, а она простыла, не доносила малыша.
Поселок славился рыбаками, даже небольшой консервный заводик был. Но пришли девяностые, началась разруха. Европе их маленький заводик, маленькие шхуны стали не нужны. Шхуны и завод разобрали на металлом. Хотели курорт сделать, но уж очень далеко от и Вильнюса, и от Клайпеды.Так и остались в поселке одни пенсионеры.
Он не очень любил жирную пищу, поэтому цеппелины почти и не ел. А Дина ела с удовольствием, вытирая салфеткой испачканный жиром подбородок.
– Вкусно,- наконец-то она улыбнулась, ее очень красила улыбка. И что Гуннара поразило, ровные белые зубы, что было редкостью для дам такого возраста, особенно небогатых.
Посуду убрали, Дина достала из сумки ноутбук, написала Джону письмо, спрашивая, где его искать.
Джон по почте на связь не выходил и Дина, стараясь не показать своего разочарования, бодро произнесла:
– А пойдемте на море. Что же это я и в море не окунусь?
И, наклонившись к сумке, стала искать в ней купальник.
Потом позвонила дочь и Дина сказала, что все в порядке, они идут купаться на море.
Сумку Гунар договорился оставить в кафе.
День, конечно, был теплый, но это только сегодня, а вчера шел дождь и вода
Но кабинки на берегу стояли и Дина, нырнув в одну из них, стала переодеваться.
Потом вышла, не обращая на Гуннара никакого внимания, и пошла к воде.
Конечно, спортивной ее фигуру назвать было нельзя. Загорелые до черна руки, плечи и спина, и, как у всех работающих в поле или на огороде, белые ноги.
Ноги у женщины были стройными, чуть полноватые, но с узкими щиколотками и небольшими ступнями, которые она ставила на теплый песок гордо и красиво.
"Плывет павою", – отчего-то вспомнилось Гуннару. И сердце вдруг забилось так часто-часто, что пришлось сесть на песок и смотреть вдаль, а не на эти белые ноги.
Плавать Дина не умела. Она ползала по дну, охая и ахая окуналась в воду, резвилась, как ребенок, привлекая внимание рыбаков. Но скоро замерзла и выбралась на берег.
Полотенца не было, Дина надела одежду на мокрое тело и Гунар слышал, как она шепотом ругалась на свою бестолковость и глупость.
Потом они сидели на берегу под зонтом и смотрели, как заканчивается этот удивительный день.
Но романтическое настроение нарушала сама Дина. Вернувшись в кафе, она первым делом включила ноутбук. Там было новое письмо, но, увы, точной копией последнего, с просьбой прислать евро. Дина заметно расстроилась.
– Наверное, надо ехать домой, что-то с городом перепутала. У меня гостевая виза на пять дней, три из них я с простудой, в самолете замерзла, у Марты провалялась, той, что пригласила. Это ее бизнес.
Гуннару ничего не оставалось, как проводить гостью на автостанцию.
– А автобуса сегодня не будет, - огорошили их обоих, - только завтра.
– Гостиница, хостел? – По слогам произнесла растерянная женщина.
– Мотель, но он далеко на трассе, километров двадцать.
– Что же делать?
– Дина повернулась к Гуннару.
– А Вас нет машины?
Машина была, только мужчина не хотел, чтобы это странная, непредсказуемая, но будоражащая его женщина уезжала.
– Дина, зачем Вам мотель? Я приглашаю вас в гости. У меня двухуровневый дом, со второго этажа видно море и закат. Отдохнете, а завтра я Вас провожу.
Секунду подумав, Дина доверчиво кивнула. Деваться ей все равно было некуда: евро таяли, такси было уже не по карману.
Улица, где стоял дом Гуннара, была ближе к морю, чем к центру поселка. Еще дед его строил этот добротный дом, а сам он в хорошие времена надстроил второй этаж.
Во дворе росли розы и пионы, за ними ухаживала сестра жены, живущая неподалеку.
Гуннар мог бы сделать просто газон, но цветы любила дочь. И он все наделся, что она приедет, ведь ездит же с мужем то в Германию, то во Францию, отчего бы отца не проведать, матери на могилку цветов не принести? Только пока надежды не сбывались.