Причал любви
Шрифт:
Он принял прохладный душ, постелил себе на диване и уже собрался почитать «Долгую дорогу в дюнах», но планы нарушила Дина.
– Ой, а Вы телевизор смотреть не будете?
И он, конечно, извинился и пошел на кухню, переодевать пижаму.
– У Вас и русские каналы есть! – восторженно закричала Дина.
– Да у меня спутниковая тарелка, смотрю, что нравится.
Дина выбрала какое-то популярное шоу. Ведущий как раз объявил тему, эксперты и звезды шоу-бизнеса принялись активно обсуждать знакомства
В числе приглашенных были две таких же простых женщины, как Дина. Участь у них оказалась незавидная - потерпевшие.
Вот камера взяла крупным планом фотографию в руках ведущего и Дина словно окаменела. С фотографии на нее смотрел Джон, все его благородство оказалось чьей-то злой игрой, простым разводом на деньги.
Шоу закончилось, а Дина все смотрела на экран, будто ждала, когда ведущий радостно сообщит, что все это был просто розыгрыш. И выйдет настоящий Джон - благородный герой из Дининых снов.
Гуннару больно было смотреть на нее, но он не знал, как подступиться. Все слова утешения казались затертыми и глупыми.
– Дина, не расстраивайтесь, утро вечера мудренее.
Женщина горько усмехнулась.
– Да уж, мудрее. Я деньги на карточку в Вильнюсе перевела, мне Марта помогла. А кредит под землю брала. Пятьсот дочки на дорогу подарили, я им сказала, что к однокласснику еду, что он моя первая любовь. Все наврала, все. Господи, да что же я за дура такая? .На старости лет так опростоволосилась!
Не выдержав, женщина расплакалась.
– Зато Вы на шоу не попали, а то бы позор на всю страну.
– Протянул ей Гуннар стакан с водой.
– Да чего уж там, - Дина вытерла злые слезы.
– Сама себя корить сильнее всех буду.
Женщина ушла наверх и Гуннар слышал, как долго она рвала письма.
Потом зарыдала горько и безутешно, словно стала вдовой.
Скоро все стихло, а он не мог уснуть до рассвета, болела не знавшая целый день покоя нога, ныло сердце.
И было страшно, что завтра все это кончится. Эти глаза напротив, искренние слезы, водопад смоляных волос по ветру. А еще ноги, ее белые ноги.
Под утро он все-таки уснул, а проснулся от шорохов на кухне.
На столе уже стояла сковородка с омлетом, крупно порезанный хлеб в плетенке и почему-то сало, нарезанное тонкими кусочками.
Дина выглядела уставшей, но решительной.
– Сало домашнее, - похвасталась она Гуннару.
– Джону проклятущему везла. Садитесь, позавтракаем, да я пойду. Сама дорогу найду, Вы и так вчера со мной намучились, - вынесла приговор Дина.
– Ничего, я отдохнул и провожу. Не возражайте, давайте не будем ссориться.
Пока она собиралась, он быстренько нарезал букет роз и подогнал машину к калитке. Дина удивленно обошла ее, это был «Мерседес», пусть не новый, но ухоженный и явно на ходу.
–
– Нет, я свое уже отпила, как мама умерла, зарок дала и держу. А вот бутерброды надо взять, знаю я эти праздники, все втридорога. А у вас еще и за евро.
Дина снова хозяйственно зашуршала на кухне, а он любовался ею через открытое окно. Смотрел во все глаза, жадно, как в молодости. И так ему хотелось, чтоб этот день длился долго-долго,
В машине Дина всю дорогу ворчала про сгубленную красоту срезанных роз, но он видел, как счастливо она улыбается, пряча лицо в огромном букете.
В Клайпеде повсюду звучала музыка, гуляло очень много молодежи и парочки с детьми, но Гуннар сразу поехал на пристань. С трудом припарковался, так много было машин. Регата уже началась, залив расцвел парусами и флагами разных стран.
Дина восторженно крутила головой, все ей было в новинку.
Оказалось, Гуннара ждали.
Не очень молодые мужчины, кто-то с внуками, все они держали в руках по небольшому круглому веночку. И Дина подумала, что это обычай красивый такой, дарить венки Нептуну.
Гуннар спросил ее о чем-то, она не расслышала. Тогда он наклонился и, щекоча ухо, повторил вопрос: «Вас не укачивает?»
– Не знаю, я ни разу не плавала.
Они погрузились на шхуны, и те небольшой флотилией вышли в открытое море.
– Все в порядке ?- снова спросил Дину Гуннар, в руках у него тоже был венок. Когда он успел его купить, Дина не видела, наверное, кто-то из друзей дал.
Это был обычай, славный обычай поминовения погибших моряков. Венки плыли, на них горели лампадки.
Гуннар не умел молиться, он просто помянул те имена, которые смог вспомнить. А Дина все что-то шептала и крестилась, бросала в воду розы, пока не осталось ни одной. Слезы печали текли по ее загорелому лицу, но их быстро сушил легкий бриз.
– Теперь на автостанцию,- не спросила, а утвердительно сказала женщина, когда они вернулись в Клайпеду.
– Да, поедем.
В машине по-прежнему одуряющее пахло розами. Гуннар очень хотел, чтобы она осталась, до боли сжимал руль, но молчал, ведь чудес не бывает.
И скоро он посадил ее в автобус.
Теперь уже не было смысла храбриться и он, хромая, пошел к своей машине. Приехав в поселок, бросил машину у кафе и пешком спустился к морю.
В хорошую погоду было видно корабли, он даже мог отличить их типы. На этот раз шел сухогруз, наверное, из Гданьска, по крайней мере, так ему показалось.
– А может, лечь в лодку и уплыть с этим кораблем, далеко-далеко, как мечтал в детстве?
– Спросил бывший рыбак у ветра.
Словно отвечая ему, сухогруз дал гудок. Длинный, протяжный, в котором Гуннару явно послышался ответ: