Причём тут менты?!
Шрифт:
— Да что же это! Помогите! — неожиданно заголосил пионер, радикально поменяв тональность.
— Кто это тут маленьких обижает?! — поинтересовались серьезные голоса за моей спиной. — Кто тебя; маленький, обидел? Уж не этот ли козел в черной пальтухе?
Это я знал наизусть. По правилам этой русской народной игры меня сейчас должны были начать пинать. Из-за спины с двух сторон подошли и встали по моим бокам трое… гм… «старших пионеров»: высоких, широкоплечих, по-спортивному пританцовывающих.
— Что вы, мужики, со мной в «заиньку» играете? — поинтересовался
— А мы тебя сейчас еще и стукнем пару раз, чтоб маленьких не обижал.
Простой прогноз! Алешка опаздывала уже на пять минут, но сейчас я надеялся только на то, что она еще чуток припозднится. Пока мне не удастся решить вопрос с этими заступниками.
— Так меня стукать аккуратнее надо, чтоб я, не дай Бог, не обиделся. А если уж обижусь — вам же убивать меня придется. А то нехорошо получится, в одном районе живем, как-то потом встретимся? И пусть ваш «заинька» замолчит, надоел.
Подставной пионер действительно не умолкал, продолжая свой нескончаемый монолог в лучших традициях «грязной литературы» — от Миллера и Селина до Лимонова и Медведевой. Я насчитал с десяток скрытых цитат.
— Ты че, угрожаешь, что ли?
— А чегой-то ты его «заинькой» зовешь?
У-уф! Уже легче. Объясняться — не драться, это я и с превосходящим противником могу. Тем более что мне удалось нарушить их изначальное единомыслие. Об оплеухах и затрещинах они говорили почти хором.
— Да кому я тут буду угрожать! Что ты!
Это я просто к тому сказал, что если б за дело — так можно было бы и подраться попробовать, хоть вы парни и крепкие, а так, зазря, и начинать не стоит — изувечите еще меня, друзья мои обидятся, если ни за что. А. «заинька» — игра ваша так называется, неужели не знали?
Самым непринужденным жестом я КАК БЫ ПРИГЛАШАЮЩЕ махнул перед ними пачкой «Беломора».
— О, в таком пальто, а папироски-то пра-вые куришь!
— Так ты здесь живешь?! В каком доме?
— Что за игра-то?
Ну вот, все и кончилось. Постаравшись быть кратким, я корректно ответил на все вопросы: назвал дом, объяснил правила канонические игры в «заиньку» — de facto они занимались тем же, но de jure следовало запускать где-нибудь у метро совсем маленького мальчика, октябренка, так сказать, чтоб он нахально потребовал у кого-нибудь в шляпе долларов десять, а в ответ на отказ заплакал — громко, горестно и жалобно. И тут уже на сцену должны выходить боксеры: «Кто это тут заиньку обидел? Граждане, накажем мерзавца пакостного!»
Взяв у меня по папироске и наподдав приятелю-пионеру по шее, сильные, смелые и ловкие удалились по ветру. Я взглянул на часы: без двенадцати одиннадцать! Алешка опаздывала на восемь минут! Для муниципального транспорта это не срок, но ведь они должны были взять машину!
Возможно, я их просмотрел? Маловероятно. К тому же и они не слепые, а я торчал все время под фонарем… правда, раскачивающимся из стороны в сторону под
Ветер начинал надоедать: при неловком повороте головы он мгновенно заполнял и, казалось, вполне мог разорвать легкие, ворвавшись через нос или рот, папиросы догорали одна быстрее другой, а когда мимо меня пронеслась гонимая горизонтальными потоками воздуха запоздалая старушка, я поначалу принял ее за Карла Льюиса. Я не мог просмотреть машину! Да, у девочек не было денег, но даже если бы они не засекли меня — а такое вполне могло случиться, ведь я играл в «заиньку», да к тому же еще долгое время простоял вжатый в фонарный столб, — они наверняка нашли бы слова убедить мастера-таксиста постоять на перекрестке, подождать…
Диафрагма до сих пор подрагивала — настолько я распереживался, будучи вынужден ударить подростка… а затем путем дворовой дипломатии аннулировать возможность получения телесных повреждений средней тяжести. Решив было проплыть к ближайшему ларьку — бейденвинд! — я вдруг увидел, как с угла Коломяжского на Богатырский проспект сворачивает очередная тачка. То, что она ехала слишком медленно для такси, меня не насторожило. И только никак не желавшим отступать волнением можно объяснить то, что я не сразу разглядел марку и расцветку этой тачанки.
Понятное дело, это оказался УАЗик. И, как говорят индийские слоны «ясен хобот», в этом УАЗике сидели милицейские. Я сообразил это слишком поздно.
«Козелок» остановился рядом со мной, и из него с неподражаемым профессионализмом и более чем похвальной оперативностью выпрыгнули царь, царевич и королевич, то бишь: а) рядовой патрульной службы, б) младший сержант с АКМС'У наперевес и в) сер-жант местного ОПСМ.
Возможно, я несколько трусоват, но после того, как однажды дождливым летом мне исполнилось шестнадцать, идея убегать от пред-ставителей закона без достаточно веских оснований раз и навсегда показалась мне малоперспективной.
Добрые милиционеры застойного периода остались в добрых же сказках о тех же временах. Американизация нашего общества еще не дошла до той стадии, когда малейшее подозрительное движение налогоплательщика они начнут прерывать мягкими пулями большого калибра (у нас и пуль-то таких пока нет, разве что у бандитов), но уже и сейчас, увидев направляющегося к тебе хмурого милиционера, необходимо поглубже засунуть в штаны свое чувство юмора и приготовиться медленно поднимать руки.
Что я и сделал, возблагодарив хмурые небеса за новое развлечение.
— Так, что здесь делаешь?
— Приподними-ка руки!
Парень с автоматом остановился метрах в двух, но его сотоварищи рискнули ко мне приблизиться.
— Девушку жду, господин сержант! — я приподнял руки.
Если еще минут пять назад я в глубине души горько сожалел об оставленном дома дробовом револьверчике, поскольку сильные, смелые и ловкие на вечерних улицах могли предъявить мне все же счет за обиженного заиньку», то теперь я просто восхвалил собственную предусмотрительность. Про себя.