Причём тут менты?!
Шрифт:
— Теперь, как говорится, ««не для печати».
Понимаешь? Тебя сегодня не было в городе, следовательно, ты не можешь иметь никакого касательства к бойне в ресторане «Эг-ног».
Я очередной раз кивнул — теперь уже куда более заинтересованно и радостно. Такая формулировка меня устраивала.
— Однако у меня могла бы найтись целая первомайская демонстрация свидетелей, способных подтвердить, что перед началом перестрелки в ресторан вошли два парня, очень похожие на тебя и твоего коллегу. Они бы так и заявили, все же три трупа — два наших и один южанин — это тебе не «Три апельсина» Гоцци. Это серьезней.
Стало быть, серьезней Веры, Надежды и Любови
Может, зря я мучался, куря слабенькие «Давидофф»?
— Ты пойми, Дима, личные отношения должны стоять в этот мире, как Германия, «юбер аллес»! «Сват свояку поневоле друг» — так еще русичи говорили. А ты чуть не обидел меня, когда явно не поверил мне в нашу прошлую встречу. Только твоя дурость погубила всех этих людей — и невинного старика-токаря… кстати, мне показали его фотографию, он очень похож на Михаила Светина… и моих… гм!.. точней, парней из сыскного «Астратура», бедных дуриков, поддавшихся на талантливую провокацию каких-то двух шутников. Один из этих двоих шутников не получил бы по бестолковке, если б другой доверился старым друзьям. Понимаешь?
— Слушай, Корнев! Ты сам приставил ко мне соглядатаев, я должен был от них освободиться любой ценой! Согласен? Ну, давай, запиши их на мой счет, отдай меня своим палачам!
Глаза господина вице-президента в очередной раз изменили цвет. И стали черными-черными. Однако он сдержался.
— Ты безнадежен. Пойми, в их смерти я тебя не виню. Думаю, моей конторе и не нужны были такие лопухи. Они могли бы быть осмотрительней. К тому же счет оплатят южане. Они осмелились предъявить нам такой ультиматум, что теперь, как благородные, достойные люди, согласны покрыть убытки.
Они — реальные ребята и, узнав, что мы, именно мы сами, нашли убийцу их друга, сейчас полны благодарности. В отличие от тебя. Подумай сам, если бы вы не сбежали от охраны, которую я к тебе приставил — а это, Дима, была именно охрана! — неужели ситуация на Дыбенко не упростилась бы?
— Что еще за «ситуация на Дыбенко»? Я был за городом, на даче. В Комарове Корнев поправил идеально сцентрованный галстук, хмыкнул:
— Ты не так уж безнадежен.
Никаких банлонов, вновь костюмчик «от Кромби»: все, отпуск кончился! Он пригладил гладко зачесанные назад волосы.
— Вопросы по делу есть?
— Какие вопросы… — кое-что мне было до сих пор не ясно, однако я решил проявить аккуратность. Осмотрительность.
— Тогда извини. У меня дела. Когда Алферова увидишь — а его тебе доставят на дом от нашего лекаря сегодня вечером, — попроси его ХОТЬ ТЕПЕРЬ зайти к нам в офис, поболтать.
Все кончилось. На следующий день я зашел к милицейским, они промурыжили меня полдня, выпытывая про контакты с Михалычем, но я рассказывал им только чистую правду. И умело умалчивал о правде грязной. А еще через день вышел еженедельник с огромной статьей выздоровевшего Алферова.
Статья отличалась от первоначальной задумки, однако предоставила мне ответы на целый ряд вопросов — из тех, что я постеснялся задать Игорю. В частности, выяснилось, что гениального Василиваныча никто ни в чем не подозревал до последней минуты. «Астратур» вышел на него почти случайно. Благодаря общему для всех фирм города интересу к стародавнему убийству лидера «жме-ринской» группировки. «Мы слишком привыкли видеть за каждой насильственной гибелью заметного человека заговор или чьи-то ущемленные экономические интересы, — справедливо отмечал Гаррик в своей статье, — однако чаще все гораздо проще. Эти так называемые лидеры нашего беспокойного времени — те же люди, пусть
«Плачет девушка с автоматом!» Я вспомнил Настиных родителей, мне стало не по себе… но только на мгновение. В тот вечер легкое «Мукузани» казалось особенно терпким, незамысловатые салаты — исключительно вкусными, даже характерный для моей квартиры сквознячок больше походил на свежий ветер из незагаженных стран.
У меня сидели друзья — и велик Господь, если, оказывается, еще можно собирать друзей. И, позабыв о проблемах, вести в ними разговоры о странностях любви и нормах жизни.
Хотя пришедший без телохранителей Кор-нев все же распустил язык.
— Когда мы узнали, что лидер «жмеринских» спал с этой девчонкой, многое получило объяснение. Следствие выяснит, любила ли она смотреть «Санта-Барбару», но синдром типичный. Не думаю, что ей пели песни о любви. Не тот это был человек. Но она сочла себя преданной и обманутой и решила, что автоматные очереди помогут компенсировать недостатки личной жизни.
Он только в мою квартиру зашел без охранников. Из окна кухни, в которой мы на пару минут уединились, прекрасно просматривался корневский «линкольн», а я подозревал, что пока мы треплемся, два-три человека скучают на лестничной площадке.
— Самое забавное, — лениво проговорил Корнев, — что ваш безумный гений… как его по-русски-то, по-вашему, того Василия Иванова… да, Василиваныч! Так вот, самое, как ты любишь говорить, забавное — в том, что он раскрутил все дело раньше всех. И сдержался, не сделал сенсации. На него не похоже, верно? Не раздул уголек, а сохранил его, Муций Сцевола! И, образно выражаясь, как тот гуманист-пожарник у Бредбери, решил, что лучше сжечь человека, чем позволить ему палить книжки. Месть покинутой девушки, думаю, натолкнула его на мысль ни с того ни с сего шлепнуть Шамиля. Хотя, возможно, он и Настану реакцию как-то инициировал… откуда-то ведь она взяла автомат, верно? — Корнев мельком взглянул на золотой «роллекс». — Впрочем, она как раз сейчас колется, откуда. Следаки ведь нашли в той угнанной тачке, из которой расстреляли лидера «жмеринских», несколько вполне пригодных отпечатков. Ее отпечатков. Они просто не значились…
Он говорил что-то еще, но я уже не слушал его. И Корнев, поняв мое настроение, замолчал. Мы вернулись в комнату. Нет, что бы ни говорили по телевизору, а Господь велик, если друзья после тяжких боев еще собираются за общим столом и ведут за ним беспредметные разговоры — порхающие с темы на тему, словно бабочка с цветка на цветок. Бои еще предстоят, а пока — отдохнем, присмотримся друг к другу…
Они все были здесь: Гаррик с залатанной головой, непьющий Княже, конечно, Марина-Света с их понимающими улыбками, Корнев, оторвавшийся от коллектива неимущих и занявший соответствующее место в жиро» ой прослойке нового общества. Пришли и другие мои друзья, подруги, кроме Атаса, но о нем еще предстоит разговор!