Причём тут менты?!
Шрифт:
— Вставай же, Дима, йог-т!
Нас, призраков, очень легко разозлить. Но едва я собрался своим замогильным голосом дать нечестивцу резкую отповедь о недопустимости обращения вольного с душами умерших, как облако подо мной очередной раз дернулось и все с тем же громовым «бли-ин!» зафонтанировало чем-то горячим и красным.
Я в негодовании вскочил. Златозубый шофер «сьерры» лежал на полу и, блюя кровью, сучил ногами. Но боли в его глазах не было, лишь непонимание сложности текущего момента. «Бли-ин, почему же мне так и не грохнуть тебя, сучонок?» — спросил он. Я схватился за голову. Левой рукой. В правой
Голова оказалась на месте. И в ней начала проступать горькая истина: я до сих пор жив, а столь удачно грохнуться на пол смог не из-за собственной сноровки, а лишь потому, что, очнувшись и судорожно задрыгав пятками, златозубый непроизвольно подсек меня под коленку и тем самым помог моей голове избежать неминуемой встречи с ломиком… С ломиком? Да, вот с этим!
— Сейчас-сейчас! — крикнул я Атасу.
Мне необходимо было сделать то, что я сделал. По двум причинам. Во-первых, златозубый мог бы оклематься настолько, чтоб стать препоной на пути справедливости, а во-вторых, подрыгай он еще с минуту ногами, и Атас догадался бы, что я не так уж и «лихо реагирую». Моя правая дважды опустилась I на голову златозубого.
Дважды — потому что я все же очень боялся его убить, и первая попытка вышла робкой и неубедительной. Он только еще раз потребовал блин. И начал дико вращать глазами. Со второй он уснул.
— Вот так вот! — зло резюмировал я над телом почившего — не все коту масленица!
Блин!
И героически присоединился к Атасу.
Только тут я услышал, как тихо стало в квартире. Когда нам открывали дверь, звучала музыка, вместе с ней доносились голоса, перезвон бутылок… Теперь все стихло.
Атас отобрал у меня ломик и взамен сунул мне в руку отобранный у златозубого ствол.
. — Я войду, — ввел он меня в курс, когда мы осторожно приблизились к закрытой двери в комнату, — ты подстрахуй. Ори, маши пушкой, но стреляй в крайнем случае. Лучше в воздух. Не хватало еще подстрелить кого-нибудь из этого ствола. Потом не отмоешься.
Я мельком оценил пушку. Стреляный «Макаров», знакомая техника. Такую крутые подонки любят снимать с милицейских — живых или мертвых. Предохранитель был поднят, я тихонько оттянул затвор. Все в порядке, пуля в стволе!
— Слушай, что-то не получается! — прошептал я Атасу. — Тот в дверях, златозубый, он никак не мог никого умыкнуть в то время! Он — тот самый, помнишь, я наверно, рассказывал, двое в БМВ меня отпустить хотели… как раз в то время, когда девицы в «восьмеру» садились, приблизительно…
— Что же теперь, нам извиниться и уйти?! — зло зашипел он.
И Атас «вошел»! В отличие от двери в комнату Энди, эта открывалась наружу. Что создавало проблемы. Решаемые проблемы.
Вжавшись в стену, Атас распахнул дверь. Затем в качестве отвлекающего маневра шарахнул по ней ломиком. После чего прыгнул — по низу, ногами вперед. Его всегда отличали утонченные манеры!
В него так никто и не выстрелил, и мгновение спустя я счет целесообразным поучаствовать в шоу.
— Стоять! К стенам! — заорал я, вспом нив дикий вопль Атаса на Лиговке.
Убивать было некого. Похоже, обороняющиеся исчерпали свои резервы в живой силе. Атас уже тыкал в стену лицом пьяненького мужика в жилете, пиджаке, рубашке и галстуке, но без штанов, а за уставленным водкой столом сидела миниатюрная блондиночка в длинном платьице с таким вырезом, что клиент мог бы получить все желаемое, не срывая с дамы одежд.
— Мадам, — я поклонился, прижав к сердцу «Макаров», — теперь вам не о чем беспокоиться, мы вот пришли, ваши спасители. Чип и Дейл, так сказать.
— Дур-рак! — простонал Атас и, молнией мелькнув к столу, отвесил даме полновесную оплеуху. — Кто еще в квартире?! Где девицы? Ну!
Ее голова мотнулась, но глаза не вспыхнули ни бешенством, ни жаждой мщения. Для подобных чувств блондиночка казалась слишком напуганной.
— В той, в той комнате… А босс дома, что ему тут делать… Но он звонил, на него Никольсон страху нагнал, что-то у него сорвалось недавно, так что может Никольсон приехать, у него пистолет есть… и автомат…
Она продолжала лепетать еще что-то, но я, прежде чем Атас успел меня остановить, метнулся в соседнюю комнату. И во время! Из нее бочком выползал абсолютно голый и неимоверно худой высокий парень с охапкой собственных шмоток под мышкой.
В последний момент убрав палец с курка, я изо всех сил ткнул его зажатым в руке «Макаровым» в брюхо:
— Кюрр поссесе ю! — загнулся он с непонятной жалобой на Провидение.
Уже вовсе как заправский боевик, я второй раз приложил его рукояткой пистолета по голове — а зачем он ее подставил! — и прыгнул в освобожденное им помещение.
Только там мне стала ясна реакция Атаса и то, как, собственно, он смог отличить вольнонаемную работницу эротического производства от рабынь.
В полутемной комнате с железными жалюзи на окнах я обнаружил трех девчоночек, замерших в испуганных позах. В той блондиночке при желании можно было бы найти что-то привлекательное. А здесь передо мной оказались три голых существа — нельзя же назвать одеждой заканчивающиеся где-то на середине бедер чулки и пояса на талии, — со вздувшимися разбитыми губами, разноцветными фонарями на лицах и темно-вишневыми кровоподтеками на ребрах. В комнате стояло две тахты, и на одной из них лежала девушка со скрученными за спиной руками и ногами. Две других замерли так, как вскочили, когда из коридора до них донесся шум сшибки — неудобно расставив ноги, не прикрывая интимных мест… Прикрываться их давно отучили. У одной из них вниз по внутренней стороне бедер текла тоненькая струйка темной крови, терявшаяся затем на черном фоне чулка, у второй были жутко растрепаны волосы и подбит глаз — подбит довольно давно, сиреневая опухоль расплылась на пол-лица. Мой взгляд только скользнул по всем этим деталям, и я тут же постарался перевести его на жалюзи. Смотреть на них сейчас было равносильно издевательству над калекой. Только по первичным половым признакам эти создания могли бы сойти за девушек.
Та, что в «позе ласточки» боком лежала на тахте, вдруг замычала, тихо-тихо завыла от унижения и осознания собственной беспомощности. Сжав челюсти, я шагнул к ней, обнаружил, что вряд ли смогу развязать ее без помощи какого-нибудь острого предмета, бесстрастно отметил следы недавних укусов на ее маленьких торчащих грудях и двинулся обратно, за каким-нибудь ножиком:
— Сейчас, сейчас все будет в порядке, девчонки… — Я не узнавал собственного голоса, говорить мешали стиснутые зубы.
— Все будет в порядке…