Причина времени
Шрифт:
И некогда единый, объяснимый и согласованный во всех своих проявлениях мир в представлении обычного образованного человека раздвоился, побежал по двойному рельсовому пути. И каждому в меру его разумения об истине представлялась суровая обязанность самому найти способ сочетания или связи научных идей, которым его обучали в школе, которые доказывали свою изумительную, не требующую насилия над умом правильность с его религиозным, отстаивающим целостность мира сознанием. И большинство никак не решало эту задачу, просто противопоставив научный и религиозный способы постижения мира. Наука решала практические задачи и потому относилась к рациональной сфере, в то время как религиозное сознание или, лучше сказать, чувство – к области личной интуиции человека.
Однако такая раздвоенность
Если думать, что время есть только длительность, то никакой целостности на основании таких не очень значительных, единственных из многих, ограниченных свойств пространства и времени создать невозможно. Иначе говоря, сконструированы частные законы, которые необоснованно возведены в ранг универсальных и повсеместных. Простительно, правда, что происходит такое возведение в результате неистребимого стремления человеческого ума к завершенности и целостности своих воззрений, к созданию взаимосогласованных, не мучающих противоречиями мнений и знаний об окружающем мире и о себе самом, находящимся, несмотря на весь скепсис, в центре универсума. Та же причина не позволяет многим проникнуть в смысл кантовского учения, оформившего ньютоновские принципы рамкой априорных, доопытных по отношению к механике форм человеческого мышления – пространства и времени, которые связывают воедино, стоят над любым механическим движением как абсолютный контролирующий центр. Согласовать эту рамку с длительностью и протяженностью было очень трудно и потому абсолютные пространство и время в виде априорных формы познания отброшены и забыты, культивировались только в философии, но не в школьном, воспитывающем знании. Вместе с ними представление о человеке как организующем центре и деятеле, со - деятеле с Творцом внешнего мира стало как бы устаревшим.
Часть первая. Выводы
Итак, начало нового времени дали первоначальное, простое, хотя и не очень понятное для современного человека представление о времени, связанном с движением.
Причины течения времени и состояния пространства, согласно этим представлениям, во внешних материальных вещах нет. Ни пространство, ни время не являются признаком “физической реальности”.
Время нельзя определить из движения, только крайне приблизительно как одно свойство, наиболее простое – длительность (для пространства – протяженность) – по разнообразным неравномерным отраженным от действующей его причины перемещениям тел, в которых количество движения не остается постоянным в силу естественных обстоятельств. И наоборот, с помощью длительности времени и протяженности пространства движение только и можно измерить, если принять тела за идеализированные безразмерные точки, что классическая физика и сделала.
Время и пространство имеют своей причиной познающую способность человека. Человек использует для познания заключенные в глубине его живой натуры формы познания, которые осознаются разумом как доопытные формы.
Глава 7
РАКОВИНЫ В ГОРАХ
О, сколь велика древность земного шара и как ограничены представления тех, кто исчисляет возраст Земли с момента ее возникновения и до наших дней в шесть тысяч и несколько сот лет!..
Ж. – Б. Ламарк.
Гидрогеология.
Наш мир был сотворен за неделю и создание его закончено в 4004 году до Рождества Христова в пятницу 26 октября в 9 часов утра. В точности этого утверждения в Англии времен Ньютона не сомневались, потому что оно явилось результатом крепкого союза церкви и науки. Тогда ирландский архиепископ Ашер создал ученый комитет для уточнения даты сотворения мира и привлек к его работе не кого-нибудь, а самого Исаака Ньютона. Поскольку великий геометр написал свою знаменитую книгу, оказавшую такое влияние на ученый мир, с целью доказательства премудрости и всемогущества Всевышнего, то кто же кроме него может вычислить дату, важнее которой нет ничего на свете. Так что, рассказывает и комментирует эту историю в своей книге геолог Э. Хеллем, напрасно мы иронизируем над ее точностью: она сделана с использованием всего арсенала тогдашней науки. (Хеллем, 1985, с. 104).
Но дело даже не в методах определения точной даты сотворения мира, эти приемы явились бы обязательно и выполнили свое назначение, потому что существовала установка о незначительной длительности истории мира. Сегодня нам трудно себе представить, насколько бренен в сознании европейских людей был этот мир всего лишь каких-нибудь триста, даже двести лет назад. Сотворение мира, причем одновременно всего мира, от тверди небесной до человека, история людей, фантастические и реальные уцелевшие в памяти их события, – все они укладывались в те мифические шесть тысяч лет, о которых говорила теология. Средневековый человек был уверен, что от него до Адама прошло совсем немного поколений. Эта идеология прекрасно сочеталась с личным ощущением царящей вокруг смертности. Повседневная гибель кругом людей от болезней, войн и несчастий воспринимались как обыденные явления. Все вокруг было бренно, почти эфемерно, жизнь ничтожна и весьма преходяща..
Поэтому таким же бренным было понятие о мире и у Ньютона, в нем не содержалось представления о медленных возрастных изменениях вещей. В самой механике, естественно, нет никаких понятий о возрасте, становлении, направлении, развитии, потому что нет направления времени, нет прошлого, есть только простое отношение: раньше – позже, предназначенное для вычисления последовательной перемены в положении тел, происходящей в текущем где-то в других, не в динамических срезах действительности, измерениях времени. Благодаря усиливающему ограничению, элиминации из длительности его направления механика и достигла таких успехов в первое столетие своего развития, стала безусловным и недосягаемым лидером наук. Она получила статус истинного знания, приобрела огромный моральный авторитет, поскольку занималась отвлеченными предметами, не имела ввиду непосредственную практическую пользу, не была связана с материальными интересами и искажающими истину человеческими страстями, в том числе и с представлением о личной бренности.
Ее развитие даже привело к ощущению близкой завершенности научного знания. Казалось, главные конструктивные опоры и основные принципы его или уже созданы, или вот-вот будут созданы. Характерно в этом отношении название появившегося в 1796 году астрономического труда Пьера Лапласа – “Изложение системы мира”. В самом заголовке содержался безыскусная уверенность в исполненности знания обо всем мире, на достаточность механических истин для описания всего. Предполагалось, иначе говоря, что солнечная система и есть мир, а за пределами его или в глубине его если и есть другие миры, то они управляются теми же замечательными ньютоновскими законами. На основе всего лишь двух строительных приемов: тяготения и законов движения Лаплас предложил здесь во многом совпавшую с кантовской и ставшую вскоре общепринятой гипотезу происхождения солнечной системы. (Лаплас, 1982).
Лапласу же принадлежал еще более знаменитый пассаж о могуществе механики: если бы существовал универсальный ум, которому были ведомы начальные координаты и направления движения каждой частицы вселенной, он с помощью дифференциальных уравнений мог бы предсказать их положение на любой срок вперед, и следовательно, обладал бы абсолютным знанием о состоянии мира в любой момент его времени. Иначе говоря, создавалось впечатление исчерпанности, близости последних завершающих картину мазков, после которых наступит подлинная ясность, которой, конечно, пока еще недоставало.