Приданое лохматой обезьяны

Донцова Дарья

Зачем Николай Ефимович ее удалил? Все просто. Помнишь, Ольга говорила: «Усков очень аккуратный и никогда не меняет привычек. Всегда носит с собой не портфель, а здоровенную сумку». Зачем ему саквояж для бегемота? Но он с ним не расставался. Когда эксперты осматривали кабинет директора, эту сумку нашли… но пустую. Что там было ранее? Думаю, парики, усы, бороды и разная одежда. Николай Ефимович имел при себе все, чтобы превратиться в Сергея Сергеевича или в кого-то другого. Думаю, он уходил из офиса днем в облике директора, переодевался в машине, искал новых сотрудников, которых потом шантажировал, с кем-то встречался, меняя внешность.

Коврова прибегает назад. Через пару минут в офис входит гость и писклявым

голосом говорит: «Я к Ускову».

Оле велено не вмешиваться. Коврова боится ослушаться Николая Ефимовича, всегда досконально исполняет его приказы, поэтому остается за столом.

Незнакомец идет к двери, открывает ее, входит в тамбур и пищит: «Это я». – «Заходи», – говорит Усков своим голосом, и створка захлопывается.

Коврова пребывает в уверенности, что в кабинете два человека. Но там один Николай. Он отправил Коврову за лимоном, чтобы иметь возможность в мгновение ока загримироваться, выскочить из кабинета, а потом войти в него под видом гостя. Во рту у Ускова была специальная пластинка, которая продается в магазинах игрушек. Она служит забавой для подростков – положишь ее на язык, и вместо нормального тембра голоса получается писк. Вот и Усков сначала пищит: «Это я». Потом вынимает пластинку и отвечает: «Заходи!»

Еще через минуту Николай Ефимович, уже в образе директора, сменив одежду и убрав парик-усы-бороду-очки, приказывает секретарше заварить чифир, который, как мы знаем, считается противоядием. И еще. Усков сам берет поднос с чашками, Коврову в кабинет не приглашает. Понятно почему: Оле нельзя видеть директора в одиночестве, она должна считать, что у него посетитель.

Это факты, далее идут исключительно мои догадки. Спешно переодевшись в директора, Николай Ефимович запихнул парик-усы-бороду-костюм в мешок. Он понимал, что вещи не должны оставаться в кабинете, но времени на то, чтобы вынести пакет, у него не было – в дверь уже ломилась Антонина Михайловна. Ну и как поступил директор? Сделал то же, что и грязнуля из джипа! Едва на наших глазах из иномарки выпал пакет с помойкой, у меня в голове словно вспыхнул свет. Я все поняла. Итак, Усков открывает окно и швыряет пластиковую торбу вниз. Окна офиса выходят на улицу, а клерки не особенно аккуратны, многие из них кидают вниз мусор, который падает на козырек подъезда.

Когда я разговаривала с Зинаидой, Ромина начала искать цитрамон. Я же подошла к окну, машинально посмотрела вниз, увидела козырек, заваленный пустыми бумажными стаканчиками, тряпками, пакетами, и подумала: «Здесь работают свиньи. И администратор хорош, ни разу не велел подмести козырек». Ну, а дальше все известно. После того как я рассказала тебе о своей догадке, оперативники пошарили в мусоре, нашли пакет с усами-бородой-париком и шмотками. А экспертиза подтвердила – эти вещи носил Николай Ефимович, на них остались его волосы и кожные частицы.

– Мда, – крякнул Юра, – гениальное озарение. Я тобой горжусь. Может, выпьешь еще кофе?

Но я не собиралась лишать себя удовольствия еще раз рассказать о своих, как правильно заметил Шумаков, гениальных озарениях.

– Через мгновение после прихода Кирилловой начальник приказал Ольге: «Купи нам пиццу! И сразу, не тормозя, неси в мой кабинет». Коврова спешит в закусочную. Николай что-то обещает бухгалтеру, наверное, врет, что сам пострадал от Сергея Сергеевича, предлагает бороться вместе против гада, отговаривает ее поднимать шум, не советует бежать в милицию. Думаю, Кириллова отвергла все его предложения, и Усков налил ей рюмочку. Понимаю, что возникает вопрос: почему Антонина Михайловна не насторожилась? Ведь Никите предложили отравить мать именно коньяком. Но я абсолютно уверена, что Усков наполнил стопки и сказал: «Тоня, выбирай любую». Кириллова успокаивается и хватает одну, Усков вторую, и оба опустошают их. Но Кириллова не знает, что Усков приучал себя к яду.

Помнишь,

в самом начале расследования ты обронил фразу: «Если сам яд в бутылку подмешал, то коньяк пить не станешь». На то и был расчет. Усков был уверен, что выживет. Ольга прибежит с пиццей в кабинет и вызовет «Скорую», а доктора сообщат в милицию. Коврова, естественно, расскажет о посетителе, который ушел из офиса, пока она гоняла за пиццей. Что подумают менты? Начальника и бухгалтера отравили. Жертва не может быть преступником. Но яд оказался слишком силен. У Ускова хватило сил выпить чаю, однако заварка – не лучшее противоядие. Николай Ефимович угодил в собственную западню, у него было мало времени на обдумывание плана. Наверное, он неправильно рассчитал дозу, насыпал в бутылку слишком много яда. Шантажисты, как правило, трусы, и Усков не исключение. Поняв, что Кириллова может его сдать, он перепугался. Все не такие, какими хотели казаться: Оля Коврова – отнюдь не милая, чуть глуповатая девушка, Кириллова – не до отвращения правильная женщина, Ника Малышева на самом деле не любила Никиту. Не хочу продолжать список, ты его сам знаешь. Фирма с нелепым и, на мой взгляд, смешным названием «Лохматая обезьяна» в действительности занималась совсем не смешными делами.

– Приданое лохматой обезьяны, – вздохнул Юра.

– Ты о чем? – удивилась я.

Юра указал рукой в сторону газетного ларька, который расположился рядом с кафе.

– Журналисты активно пишут об Ускове, информация просочилась наружу. Глянцевый журнал напечатал статью с названием «Приданое лохматой обезьяны», а вчера звонили телевизионщики, хотят снять сюжет с тем же заглавием.

Я вздохнула:

– Не лучшая идея. Да и приданое у лохматой обезьяны страшное, оно состоит из чужих, отвратительных тайн. Очень хочется верить, что твоя история с Ковровой не стала достоянием прессы.

– Нет, – ответил Юра, – мои отношения с Ольгой остались за кадром. Надеюсь, больше никогда не увижу Коврову.

Я ткнула пальцем в тележки, забитые пакетами с надписями «Надувные матрасы».

– Зато завтра увидишь кучу другого народа!

– Не напоминай… – простонал Шумаков. – У меня от одной мысли про то, что нас ждет, в зубах аппендицит начинается.

Я рассмеялась.

– Юра, ты мастер художественного слова! Надо же, аппендицит в зубах… Поехали домой. Ой!

– Что? – безнадежно спросил Шумаков.

– Забыли купить полотенца, – вздохнула я. – Надо вернуться назад. Видела на полках упаковки из пяти штук по цене трех.

Вам, наверное, интересно, почему мы закупаем надувные матрасы, постельное белье, подушки и пледы? Отвечаю. Никогда не радуйтесь, если долго гостившие у вас родственники наконец-то отбыли домой. Очень плохая примета плясать джигу, едва докучливые люди вошли в лифт.

Я, например, в день отъезда родичей Юры начала скакать от счастья и повторять:

– Слава богу, теперь никого из посторонних нет в квартире! Ура! Я опять могу ходить в одной майке! Вот здорово! Буду в полный голос обсуждать с мужем наши дела!

От полноты чувств я даже поцеловала Варвару Михайловну, Нину и Гену на перроне. Из моих глаз покатились искренние слезы, когда троица, погрузив в вагон свадебные покупки, поехала назад в свое Бортниково. Как вы догадываетесь, рыдала я отнюдь не от горя. И радостно махала рукой вслед уходящему составу, крича высунувшейся из окна Варваре:

– Приезжайте еще, будем рады!

Вот только не надо упрекать меня в лицемерии – я всего лишь продемонстрировала хорошее воспитание. Вы сами-то что говорите докучливым гостям? Наверняка не высказываетесь с откровенной простотой: «Как здорово, что вы наконец-то решили отвалить и оставить нас в покое! Надоели нам хуже налогового инспектора, из-за вас мы потратили слишком много денег. Никогда не возвращайтесь!» На что угодно спорю, из ваших сахарных уст звучит иной текст.