Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян
Шрифт:
Корвакс с коллегами говорили о достоинстве и чести обитателей этого бедного востока, тем временем собравшиеся кучей культурологи рассматривали на фотках детей, играющихся в грязи вместе со свиньями. Корвакс с дружками вещали, что на востоке проживают гордые и мужественные народы, и при этом: «щелк»: ужравшаяся старушка валяется под придорожной часовенкой, задрав ноги, а никакие тебе гордые и мужественные народы. Ведь это же красивые и достойные люди, заявляет Корвакс с коллегами, имеющие замечательные историю и традицию, и «щелк»: пьяный как свинья Вася-тракторист, морда загоревшая, во рту бычок, за ним — валящиеся деревянные совхозные хижины и группка детей-полузомби, ну прям словно с какого-то нацистского пропагандистского плаката.
И весь этот набитый культурологами клуб глядит на Васю, напитывается Васей, а потом, во время дискуссии, которую ведут Корвакс с дружбанами, гундосит о достоинстве Васи, о его истории и традициях. Молодые, хотя и не вскочившие в тренд девицы строчат заметки, цедят дринки за пятнадцать нуль-нуль, а потом так полируют губами и чем там еще палки Корваксу с коллегами, что пыль столбом.
Я, ясен перец, тоже глядел на Васю. И Вася увлекал меня точно так же, как и всех их. Ведь я же ничем от них не отличаюсь, вовсе даже нет. Кровь от крови, кость от кости. И точно так же — как и они — желаю хлеба и зрелищ.
Впрочем, они сами, Корвакс и все остальные фотографы, понимали, что здесь что-то не фурычит, и их мучило нечто, что с большой натяжкой можно было бы назвать внутренним конфликтом. Я же сочувствовал им в их драме.
Ну да, действительно, был домик, и был садик. Был еще и другой домик — собственно говоря, барак бараком, в котором размещались квартиранты.
Оконные стекла не были подогнаны к оконным рамам, а двери — к косякам. Понятное дело, что это нам нравилось. Впрочем, а на кой ляд нам было нужно что-то большее.
А за широким и длинным столом перед домом шла замечательная пьянка. Там уже сидело пятеро поляков. Все были в возрасте между двумя и тремя десятками лет. Три мужика и две девицы.
Пампалеон и Блюменблау (именно так представились и так просили себя называть) приехали сюда вместе. Они были студентами-славистами из Вроцлава, носили горные ботинки и куртки-полары, потому что на Украину приехали, чтобы поездить по Чорногоре [107] , куда им — пока что — добраться не удалось.
107
Чорногора (укр) — горная цепь, ответвление Внешних Восточных Карпат (Восточных Бескид), располагающаяся на территории Ивано-франковской и Закарпатской областей. Вершины: Говерла (2061 м.), Поп Иван (2022 м), Петрос, Ребра и др. Здесь находятся истоки реки Прут, протекают Белый и Черный Черемош.
В Каменец — говорили они — приехали вчера и тогда же присели, а как присели, так и водочку вынули — и вот со вчерашнего дня эту водочку и кушают. Вчера выпили, отправились спать, утром встали, на похмелье налили, и жизнь как-то так и идет. Без нервов. А они отдыхают, напитываются…
Как только мы, едва сбросив рюкзаки, уселись за столом, Пампалеон тут же налил нам до краев. Но самыми громкими аплодисментами было принято появление хозяина квартиры, которые собравшиеся здесь польские путешественники называли «дедушкой Иваном».
— Ну вот теперь, — разглагольствовал по-русски Блюменблау, самый крупный из из всей компании, бородатый и здоровенный, что твой царь Ирод из рождественского вертепа, — теперь уже дедуля, дедушка Иван, выпить не откажется! Теперь оно уже нужно! Теперь надо выпить за «Езус-Мария»!
Дед Иван чего-то там улыбался, чего-то заговаривал, что ему, вроде как, еще на работу, но Блюменблау вместе с Панталеоном, бесцеремонно гогоча, усалили того за стол.
А потом началась игра под названием «ужрать русского». Ужрать русского, чтобы добыть молодецкую славу в среде славистов. Ну а перепить русского! Это было уже вообще что-то запредельное!
Блюменблау с Пампалеоном [108] насели на деда Ивана словно две громадные славистские мухи. Водяру они подливали ему в стакан, хотя на столе имелись и рюмки, только как же пить с русским из рюмок. Сами себе они наливали тоже в стаканы. Мы с Корваксом пили «Вигор» с хлебным квасом, так как мешать не желали.
Тост провозгласил Блюменблау, который поначалу громко требовал назначить тамаду (он только-только прочитал репортажи Гурецкого [109] о Грузии), после чего никому ни единого слова сказать не давал. Он начал чего-то буровить о каменецком Гекторе [110] и защите Подолья перед совместной угрозой, но очень скоро во всем этом затерялся и совершенно утратил нить сюжета, потому что закончил спешным: «ну, чтобы мы были здоровы». И немедленно выпил [111] .
108
Данную книгу я перевожу с электронного варианта. И вот то ли Автор так задумал, то ли это глюк набора, но одного из пары славистов называют то Пампалеоном, то Панталеоном (в тексте я везде называю его Пампалеоном). Что означает первое, сказать сложно (в Нэте объяснений не нашлось), но если Панталеон, тогда это название редкого музыкального инструмента напоминающего гусли. Изобретателем его считается немец Pantaleon Hebenstreit (в конце XVII ст.). Еще Pantaleon — изобретенное Шретером фортепиано, в котором молотки ударяли по струнам сверху, а также название фортепиано, корпусом в виде флюгеля. (Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. — С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон 1890–1907) Если принять версию муз. инструмента, тогда в качестве псевдонима годится и Блюменблау — это василек, синий цветок (нем.), что согласуется с местом приезда двух славистов — бывшим немецким городом Бреслау.
109
Войчех Гурецкий (Wojciech G'orecki) (род. 23 января 1970 г. в Лодзи) — польский историк, журналист, репортер, аналитик, специализирующийся в тематике Северного и Южного Кавказа. Публикации: «Планета Кавказ» (2010), «Тост за предков» (2010), «Абхазия» (2013). На русский язык, судя по всему, ничего не переводилось.
110
Юрий-Михал (Ежи) Володыевский (1620–1672 гг.) один из самых ярких защитников Каменец-Подольского во время осады турецко-татарской армией в августе 1672 г. Благодаря знаменитой трилогии Г. Сенкевича («Огнем и мечом», «Потоп», «Пан Володыевский») в национальном самосознании значительной части поляков первой половины XX в. его принимали за идеал польского рыцарства. Кстати, об этом же упоминал в своих книгах и А. Бушков. Из-за отсутствия в украинской историографии научной биографии Ю. Володыевского приобрел распространение миф о его польском происхождении, хотя «Каменецкий Гектор» был представителем старинного подольского пухеттского рода герба Гербут — первой половины XVI в. владельцев подольских сел: Володиевцы, Исаковцы, Ластовцы, Брага, Роговец, Княжеская Крыница, Новоселка и др. Побольше можно прочитать в http://kamieniec-podolski.com/istoriya/pan-volodyyovskij-kameneckij-gektor.html
111
Вольность переводчика. В оригинале: «и все выпили».
Дед Иван даже и не пытался выпить весь стакан. Отпил где-то с четверть и закусил колбасой. Пампалеон с Блюменблау попробовали выпить все, но у них глаза вылезли из обит, они закашлялись. Дед подсунул им колбасу, но Пампалеон мужественно выпятил грудь и, кашляя и с трудом хватая воздух, заявил:
— Па первом не закушаю [112] .
Но тут же схватил кусок колбасы и закусил.
Дедушка уже хотел понемножечку собираться, но слависты не знали жалости. Деду снова налили и начали расспрашивать: а служил ли он в армии, а, может случаем, не в ракетных ли войсках — и были страшно разочарованы, что не в ракетных. Так может, хотя бы на польской границе в восемьдесят первом? — надеялись они хоть на такое, и при этом вопросе оживился даже Феки из KUL [113] , но оказалось, что опять-таки нет, поскольку, к сожалению, под Волгоградом, да и то — во вспомогательных подразделениях, где, в основном, латал асфальт во славу Родины Советов. Потом всем внезапно захотелось узнать, а нет ли у дедушки мундира с орденами и военной фуражки размером XXL, когда же дедушка сообщил, что нет, тогда все, довольно отчаянно, начали требовать, чтобы он им хотя бы сыграл на гармошке или балалайке. В ходе всего этого балагана, деду пришлось залить в себя где-то с полтора стакана, и его жена-бабуля со слезами на глазах приходила просить славистов сжалиться над стариком.
112
То ли Автор стебется, то ли именно таковы познания польских студентов-славистов в русском языке. Кстати, а почему они разговаривают не по-украински?
113
Католический университет Люблина имени Иоанна Павла II (польск. Katolicki Uniwersytet Lubelski Jana Pawla II,KUL) — польское негосударственное общественное высшее учебное заведение, дающее образование в области теологии, католического канонического права, а также в различных областях светской науки. Долгое время в нем преподавал этику Кароль Войтыла, будущий папа Иоанн Павел II.
Все те бабкины стенания привели к тому, что слависты и ее усадили за стол. Правда, над ней сжалились хотя бы в том, что налили рюмочку, а не стакан. Слависты начали выпытывать у нее, а не знает ли она каких-нибудь веселых подольских песен, народных легенд, и не пожелала бы она чего-нибудь им рассказать. Или хотя бы какие-нибудь смешные колхозные истории.
Бабуля никаких историй не знала, так что слависты начали разглядываться, откуда бы вытащить ради пьянки каких-нибудь любопытных им русских. «А где сын?» — допытывались они у деда с бабкой, словно какие-то большевистские комиссары, а бабуся со слезами в глазах отвечала, что дома лежит, что больной, что-то там с почками, на больничном сейчас, и чтобы они сжалились над несчастным и ему не наливали. Но как только Блюменблау узнал, что под рукой имеется свеженький русский, налил полный стакан водки и — давай-давай! — помчался с этим стаканом в дом деда-бабки. Через мгновение он уже вышел оттуда с несколько разлохмаченным сыном, потому что разбуженным из дремоты, несущим в руке стакан водки. Уже наполовину отпитый.
— Он с нами! С нами будет веселиться! — орал Блюменблау еще от крыльца. — Валерой его зовут! Называйте его Валерой! Садитесь, Валера, холера! — гоготал он.
Дед Иван закрыл лицо руками, после чего взял бутылку, налил себе и выпил. Ему стало понятно, что выжить удастся только таким образом. Бабуля лишь бормотала молитвы. Пампалеон обнял Валеру как брата и вручил ему огурец. После чего все покатилось очень быстро. Блюменблау обязательно хотелось знать, нет ли поблизости, случаем, каких-нибудь соседей, потому что, если бы имелись, было бы неплохо вокруг них закрутить и привлечь на пьянку. Чтобы хардкор был, при этом он делал рукой жест, будто чего-то рубил, русский хардкор.