Приди и победи
Шрифт:
Бестужеву нравился этот господин. Но не в его привычках было полностью доверять людям, с которыми только что познакомился. Вера не в счет! Поэтому капитан предпочел занять выжидающую позицию. В конце концов, это его пригласили на разговор, а не наоборот. Тем временем Джавадов продолжал ухаживать за гостем.
— Мы, азербайджанцы, любим черный крупнолистовой чай. Поверьте, это настоящий чай. Сахар?
— Предпочитаю пить чай несладким.
— Как это странно. У нас, на востоке, сладостям придают особое значение. От нашей пахлавы сходят с ума не только маленькие дети,
— Наверное, очередная восточная традиция? — предположил Бестужев.
— Не совсем так, хотя восточный оттенок эта легенда, безусловно, имеет. Если в европейском мире предпочитали душить, рубить головы и топить неугодных людей, то на Востоке лидерство среди способов душегубства занимали яды. Еще с ханских времен в чай часто подмешивали отраву. И считалось, что сахар помогает определить наличие яда в чашке. Брали кусок, макали в чай — если был яд, то сахар мутнел, выпадал в осадок или происходила другая видимая реакция. Эдакая средневековая лакмусовая бумажка. Так ли все оно было на самом деле, уже сказать сложно. Но пить чай с сахаром вприкуску, действительно, стало у нас традицией.
— Я надеюсь, вы не собираетесь меня здесь отравить?
— Нет-нет, — рассмеялся Джавадов, — средневековое варварство осталось далеко позади. Хотя привычка кидать в чай лимон, мне кажется, передается азербайджанцами на генном уровне.
— Почему?
— Это продолжение той же самой легенды. Использовали-то яды повсеместно, вот только разнообразием отравы не отличались — в основном, это были природные яды змей или скорпионов. И считалось, что лимон служит отличным противоядием. Но чай разлит по армудам, и я считаю, пора переходить от светских бесед к делу. Для начала разрешите мне, капитан, исправить свою оплошность.
— Какую?
— Я забыл вам представиться. Меня зовут Иса Джавадов. Я азербайджанец по рождению, но также имею гражданство еще шести государств. И, прежде всего, я один из верховных жрецов зороастрийцев. Вы знакомы с этой религией?
— Что-то слышал о Заратустре — то ли из книг Ницше, то ли из творчества группы “Пикник”…
— Ну уже что-то, — улыбнулся Джавадов. — А между тем зороастризм является одной из самых древних религий в мире. И первой, проповедовавшей единобожие. Да-да, еще до прихода Иисуса Христа в этот мир мы поклонялись единому творцу всего сущего. По крайней мере, не удивительно, что я занимаю один из высоких постов в автоконцерне “Mazda”.
— Не совсем понимаю…
— Ну как же? Имя нашего бога — Ахура Мазда. Ничего не напоминает?
— Да лааааадно, — протянул Бестужев. — Не хотите же вы сказать, что…
— Именно. Основатель компании Дзюдзиро Мацуда был истинным зороастрийцем, дорос до звания Верховного жреца и даже практиковал магические ритуалы огнепоклонников.
— Огнепоклонников?
— Да, это наше второе название. Ибо из огня появилась наша вселенная, в огонь и уйдет, — капитану показалось, что глаза Джавадова полыхнули. — К сожалению, сегодня восточным миром правит ислам. Но, поверьте, зороастрийцев больше, чем все думают. Впрочем, наша религия не ставит перед собой задачу стать мировой.
— А какую задачу она ставит?
— Самую что ни на есть эгоистическую. Хотя суть нашей веры, на первый взгляд, кроется в довольно филантропическом триединстве “Добрая мысль, доброе слово, доброе дело”. Но все эти призывы направлены, прежде всего, на самих себя. Мы верим в перерождение в лучших мирах, поэтому привыкли жить по принципу “чем аскетичнее жизнь здесь, тем прекраснее она будет в посмертии”. Мы, зороастрийцы, привыкли инвестировать в будущее. А мечту восточного народа — быть раджой и иметь сорок наложниц — еще никто не отменял.
Джавадов взял чайник и снова разлил дымящий напиток по армудам.
— Вот посмотрите, капитан, на главный символ зороастризма — фаравахар, — жрец вынул красивое портмоне, на котором был вышит человеческий образ в крылатом круге. Хотя Бестужев мог бы дать и другое описание: птица с орлиными крыльями и человеческой головой. — Фаравахар символизирует проводника человеческой души на пути к единению с Ахура Маздой. Его можно разделить на две части — левое и правое. Или зло и добро. Именно поэтому образ смотрит направо. Крылья имеют три ряда перьев. Уже догадались, что они обозначают?
– “Добрая мысль, доброе слово, доброе дело”, - ответил Бестужев.
— Верно.
— Если честно, ваш символ мне больше напоминает герб Третьего рейха.
— Оооо, Гитлер заигрывал с нашими жрецами. Как, впрочем, и с лидерами других религий. Один переработанный кельтский крест чего стоит. А так, вы правы, наш фаравахар, безусловно, послужил прототипом для крыльев нацистов. Вот только орел у них чаще изображался смотрящим в левую сторону. Не изучили немцы матчасть до конца… А возьмите свастику. Впервые ее в качестве символа использовали как раз зороастрийцы. Разве это не восхитительно?
— Если честно, спорный повод для гордости, господин Джавадов. Вы мне прочитали интересную лекцию, но я далек от мысли, что вы, гражданин другого государства, а точнее, как вы сказали, нескольких государств, проделали путь в не так сильно раскрученный мировым туризмом Владимир, чтобы завербовать меня в свою веру.
— Вы правы, капитан. У меня исключительно эгоистические мотивы, как я уже сказал. Но так получилось, что мои чаяния совпадают с вашими. Меня никак не устраивает тот факт, что мир может полететь в тартарары. Ведь я еще не завершил свой жизненный путь здесь, моя карма не настолько чиста, чтобы со спокойной душой думать о прекрасном далеком. Впрочем, об этом чуть позже — принесли барашка.
В дверь вошел Мухамад, в руках он держал большой медный поднос. Запахи были настолько дразнящими, что у Бестужева мигом рот наполнился слюной. На подносе было перемешано несколько блюд: и просто шашлык из баранины, и каре ягненка, и люля-кебаб, завернутый в тонкий лаваш. Вперемешку с мясом лежали запеченные на гриле овощи: помидоры, перец, картофель, баклажаны.
Мухамад вышел за дверь, но тут же вернулся с двумя подносами в руках меньшего размера. На одном лежала долма, на другом — кутабы.