Приди и победи
Шрифт:
— Кто-то скрасил твою ночь? — попытался пошутить Бестужев.
— Ага, — угрюмо ответил лейтенант. — Бутылка виски и два литра колы. Башка раскалывается. Что у нас нового?
— Инга раскопала что-то интересное про дом с привидениями. Но молчит, как брянский партизан.
— Я просто ждала, когда все будут в сборе, чтобы не рассказывать по пять раз, — надула губки Инга. — Грека ждать будем?
— Греку я потом сам расскажу, — решил Бестужев. — Вкратце. Так что начинай.
— ОК, шеф. Начну с того, что мимо дома с привидениями каждый из нас ходил миллион раз и пройдет еще столько же. Находится он в самом центре города. Это здание номер двадцать четыре по улице Большая Московская. Сейчас
Не заметить здание очень сложно, ведь оно выделяется из общего ряда застройки центральной улицы города. Оно является самым высоким на участке от Золотых ворот до Соборной площади. Имея три с половиной этажа, здание возвышается над остальными словно пятиэтажка.
— Три с половиной этажа? — не понял Олег.
— Дом начали строить в 1787 году в стиле соседних зданий. Архитекторы изначально планировали трехэтажный дом, где первый этаж был бы полуподвальным. Обратите внимание: на Большой Московской полно магазинчиков и кабачков куда надо спускаться с улицы. Все они располагаются в таких вот полуподвальных помещениях.
Наш дом строили для приказа общественного призрения. Это особое ведомство, занимавшееся богадельнями, сиротскими приютами и работными домами. Однако, когда через год он был построен, первыми его жителями стала губернаторская семья. Отсюда — первое название здания.
— Ты сейчас о каком губернаторе? — уточнил Бестужев.
— О первом гражданском губернаторе Петре Гавриловиче Лазареве. Он, кстати, отец знаменитого мореплавателя Михаила Лазарева. Они сменили место жительства из-за обветшалости их старого дома в Манежном тупике. Однако прожили они в новом жилище не так уж и долго — через какое-то время губернаторская семья переселилась в другое здание — там, где сейчас располагается областное телевидение. Официальная версия смены жительства — неудобное расположение комнат внутри дома. Это отчасти соответствует действительности. Но сохранились записки, свидетельствующие о странных делах, происходивших в здании, особенно по ночам.
— И поэтому двадцать четвертый дом получил свое второе название? — спросил Бестужев.
— Нет, это случилось позже, уже в двадцатом веке. Сейчас все расскажу. Следующий владимирский губернатор Иван Михайлович Долгоруков жил в доме со своей семьей в период с 1802 по 1807 годы. Этот дворянин, вынужденный по долгу службы уехать из прекрасной Москвы, очень тосковал по столице. Музыкант, поэт, артист — ему было душно в провинциальном Владимире. Кроме того, наш древний град довлел над князем. Его тревожило темное предчувствие, которому он безотчетно верил. В своих записках он писал: “Я давно питал суеверную мысль, что в жизни моей каждая сильная радость предварять должна была сильную печаль. Постоянная мысль о том тревожила воображение мое всечасно. Я не видал еще готовящегося мне несчастья, но, как бы предчувствуя его, тосковал уже, и скрытая сия тоска поколебала мои силы”.
И беда не заставила себя ждать. В доме умерла молодая жена губернатора — княгиня Евгения. Ее поразила чахотка. И вот уже после смерти в различных комнатах видели ее призрак. По ночам слышались шаги на лестнице и шорохи за портьерами.
После смерти княгини губернатор покинул дом на Большой Московской. В дальнейшем тут размещалось народное училище, потом — мужская гимназия, пока здание не выкупили купцы Ильин и Никитин. Именно они возвели четвертый этаж в доме, из-за которого он стал так выделяться среди соседей.
— Вот, — воскликнул Олег, — еще сто пятьдесят лет назад у нас уже была точечная застройка. Так что беда уходит своими корнями глубоко в историю!
— Можно сказать и так, — улыбнулась Инга. — Изначально дом строился в стиле раннего классицизма. Понимаю, Олег, что тебе это ни о чем не скажет, но здесь, увы, помочь уже ничем не смогу — изучай матчасть. Потом, при достройках, архитекторы добавили черты ампира и эклектики, особенно внутри дома — старинные своды и лестница впечатляют до сих пор.
Можно предположить, что утяжеление дома из-за надстройки четвертого этажа привело со временем к деформации несущих конструкций, к трещинам, повреждениям вентиляционных систем. Именно они, скорее всего, являются причиной того, что в доме в ветреную погоду слышатся странные звуки: шорохи, завывания, шаги… Все это и в наше время создает нездоровую психологическую атмосферу. Неудивительно, что люди, работающие там, предпочитают в одиночку не засиживаться допоздна.
— Слушайте, а я помню такой случай, в газетах писали, — снова встрял в монолог Инги Олег. — Уже когда в здании работал Центр ИЗО, был то ли праздник какой-то, то ли выставку открывали. Лето, жара стояла неимоверная, а стендами для развески картин загородили все окна. На торжественное открытие еще и гостей согнали немерено. И вот выступает женский хор, и вдруг одна из певиц падает в обморок, как подкошенная! Тогда объяснили все спертым воздухом и жарой, но сама певичка, очнувшись, все твердила про девушку-призрака.
— Подтверждаю, такой случай имел место быть, — согласилась Инга. — И он далеко не единственный. До революции в “доме с привидениями” размещались различные конторы: приказ общественного призрения, банк, магазины. Даже штаб двенадцатого Великолуцкого полка, участвовавший в войне с Турцией в конце восьмидесятых годов 19 века, успел поквартировать. Уже в советское время здесь были и радиоузел, и переговорный пункт, контора с затейливым названием “Облремстройтрест”, проектно-конструкторское бюро, инспекция по охране рыбы, и, наконец, мастерские художников. Ну и уже в российские годы здание отдали под Владимирский Центр изобразительного искусства. И сегодня здесь проходят различные художественные выставки. Я была несколько раз. Особенно мне Владимир Рузин, наш местный
художник, нравится.
— Так все же, — попытался подытожить Бестужев. — Традиция называть здание “домом с привидениями” пошла от чего? От призрака умершей губернаторской жены? Или от сквозняков после перестройки?
— Есть и третья версия, — усмехнулась Инга. — В двадцатые годы прошлого века в нашей газете “Призыв”, не так давно почившей в бозе, опубликовали фельетон, высмеивающий работу советских служащих. Автор описывал свои похождения по этажам этого немаленького здания. Он обращался в конторы, во множестве разбросанные по дому, но в ответ получал лишь безразличие. Сотрудники оставались безучастными и мелькали мимо него, словно призраки. Заголовок фельетона таким и был — “Дом с привидениями”.
— Я так и знал, что любую мистику можно объяснить просто и по научному, — поднял вверх указательный палец Олег. — Кто-то брякнул, а название-то и прижилось.
— Может, оно так, а, может, и нет, — не унималась Инга. — Все-таки главной версией считается смерть жены губернатора Долгорукова, которая так рано умерла, и чей дух, по легенде, до сих пор не может найти своего упокоения.
А, может быть, все еще таинственнее. Чтобы разобраться в последней на сегодня версии мне пришлось серьезно покопаться в файлах и архивах. Я даже запросила сканы некоторых неоцифрованных документов. Так вот, есть теория, что дом номер двадцать четыре по Большой Московской построен на месте старого кладбища. И негативная энергия, собранная здесь за столетия, мешает нынеживущим спокойно жить и работать.