Придорожная трава
Шрифт:
Вероника сжала кулаки, повернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
– Ну, почему? Почему? За что? – завыла она, зажимая себе рот то кулаком, то углом одеяла.
Илья провел рукой по ее спине.
– Не надо так… ну что ты… Все же хорошо. Ты проснулась, с девчонками все в порядке…
– Они хотели нас убить! Убить, понимаешь?
Илья кивнул. Может, стоит дать ей воды? Она рыдает так, как будто сейчас задохнется. Он выбежал в кухню и плеснул воды в эмалированную кружку. Посуда показалась ему чересчур грубой для столь утонченной
Ее зубы стучали по краю кружки, и Илья решил, что стеклянный стакан наверняка бы раскололся. Но вода не сильно ее успокоила: напившись, Вероника снова упала на кровать, вырвавшись из рук Ильи, который помогал ей привстать.
Теперь она ничего не говорила, только надрывно стонала и всхлипывала долгими, дрожащими рыданиями. Он легонько гладил ее спину, и понимал, что его утешения совершенно ей не помогут. Может быть, стоит оставить все как есть? Может, ей просто надо выплакаться? Он опять вышел в кухню и поискал пакет с лекарствами, который они принесли вчера ночью, надеясь найти в нем валерьянку. Пакет он обнаружил под лавкой, но, порывшись в нем, валерьянки не нашел. Возможно, там и были какие-нибудь успокоительные, но больше импортные – Илья в них не разбирался.
Он вернулся в спальню и присел на край кровати. Вероника свернулась в клубок, держа в руках подушку, и судорожно прижимала ее к лицу, все так же воя и всхлипывая. Он обнял ее и положил ее голову к себе на колени.
– Не надо. Не надо, хватит. Поплакала, и будет… – прошептал он и поцеловал ее волосы, – ну что ты как маленькая?
Она обхватила Илью за пояс и прижалась к его животу мокрым, горячим лицом. Пришлось ее обнять, подхватить ее колени и качать на руках, как ребенка. Он шептал ей что-то невразумительное и успокаивающее, нагнувшись к ее уху, и чувствовал, как на смену судорожным рыданиям приходят тихие слезы.
– Вам надо уезжать отсюда, – сказал Илья, когда почувствовал, что она его услышит.
– Да, да! Мы уедем, мы сегодня же уедем! – неожиданно согласилась она, снова разрыдавшись.
– Ну не плачь же…
– Мне страшно, – прошептала она, – мне так страшно… я больше не смогу войти в этот дом.
– Если тебе надо собраться, я могу пойти с тобой и помочь. Со мной можешь ничего не бояться.
– Да? Кроме тебя самого? – она залилась слезами, – нет уж.
– Ну почему ты мне не веришь? Я же вытащил тебя оттуда.
– Тоже мне, подвиг! – она хлюпнула носом.
– Ну, не подвиг, конечно… – вздохнул Илья.
– Расскажи мне, как все было, – попросила она сквозь слезы.
– Как? Пришел, забрал девчонок… потом собака тебя нашла в подвале. Ну, я тебя взял и принес сюда. Да, еще… Мне пришлось стекло на кухне выбить, у вас же было заперто. И дверь в подвал я раскурочил… Вот и все.
– Все? – Вероника подняла на него опухшие глаза, – и ты никого не видел?
– Видел, конечно. Вот ты успокоишься, и мы поговорим,
Она высвободилась из его объятий и села на кровати рядом с Ильей.
– У тебя нет носового платка? – спросила она.
– Где-то у Сережки должны быть… Может, ты лучше умоешься?
Она кивнула и поднялась, но качнулась, и Илье пришлось поддержать ее под локоть.
– Голова кружится… – попыталась она оправдаться.
– Это от слез, – успокоил ее Илья, – сейчас выпьем чаю крепкого, и все пройдет.
Она поморщилась:
– Я люблю кофе.
– Чего нет – того нет. Да и варить его я не умею. Чай тоже хорошо.
Вероника огорченно кивнула.
Илья поставил чайник и накрыл на стол: нарезал остатки вафельного торта, переложил конфеты из пакета в пластиковую мисочку, оставшуюся от какой-то быстрорастворимой лапши, и насыпал в тарелку ванильных сухариков.
– Может, хочешь йогурта? – спросил он Веронику, льющую воду в умывальнике.
Она покачала головой.
– Ты же ничего не ела. Я Сережке хорошие йогурты покупаю, не беспокойся.
Он вытащил из холодильника упаковку и показал ей. Но, судя по тому, как скривилось ее лицо, такого внутрь она не употребляла.
Крепкий чай и вправду Веронику взбодрил, она с сомнением потянулась к конфетам, как будто боялась от них поправиться, но через пять минут около ее чашки появился пяток аккуратно сложенных фантиков. От ее скептического взгляда на стол не осталось и следа, хотя поначалу она осмотрела его в высшей степени презрительно.
– Я так последний раз пила чай у бабушки в деревне, – улыбнулась она, наконец, – только у нее был электрический самовар. И стаканы в подстаканниках.
– Стаканы мы перебили, – хмыкнул Илья, – и решили новых не покупать, много возни с битыми стеклами…
– А это что? – она ткнула пальцем в три деревянных кружки, стоящие на холодильнике.
– Это Сережка попросил сделать. Как у викингов.
– А можно мне посмотреть?
– Пожалуйста, – Илья пожал плечами и потянулся за кружкой.
Вероника покрутила кружку в руках и заглянула внутрь:
– И что, из них можно пить? – усмехнулась она.
– А почему нет? Конечно, можно.
– А знаешь, это стильная вещь. Я бы не постеснялась в таких кружках подать гостям пиво.
– Ну, вообще-то, ты живешь в доме, который я срубил. Так что, ничего удивительного в этом нет.
При воспоминании о доме лицо Вероники помрачнело, она опустила глаза и перестала жевать ванильный сухарик.
– Что мне делать? – помолчав, спросила она.
Илья пожал плечами:
– Уехать. Я не хотел тебя расстраивать, но мне надо это сказать. Вас согласились оставить в живых только при условии, что вы уедете.
– Но ведь срок был – до Купалы, разве нет? – она хитро прищурилась.
– Тебе не стоило говорить о том, что ты хочешь уничтожить избушку. Это их разозлило, они испугались, понимаешь? Чтобы унести тебя оттуда, мне пришлось пообещать, что я все тебе объясню, и ты уедешь.