Придорожная трава
Шрифт:
Противоположный крутой берег реки рухнул спустя два года с того дня, как Ника разрушила избушку. К тому времени в долине никто не жил и не пытался ничего строить. Болото ползло в стороны прямо на глазах, каждый дождливый день помогал ему овладеть все большей территорией, а вскоре в поселке вообще не осталось солнечных дней. Будто тучи не могли сойти с этого места, зацепившись за землю.
Как ни странно, никто не обвинил Алексея в том, что он продавал участки, ставшие через пару лет непроходимым болотом, все словно забыли о том,
Ника могла бы быть совершенно счастливой, но после того, как она покинула долину, она ни разу не испытывала радости. С той минуты, когда она вылезла из бульдозера и пошла к своей машине, ощущая лишь опустошенность и апатию вместо упоения победой, эта пустота прочно поселилась у нее душе. И ничто не могло эту пустоту заполнить – ни деньги, ни успех, ни любовь к детям. Как будто долина, умирая, отобрала у нее нечто важное и утащила за собой во мрак болота.
Старенький хирург присел к Илье на кровать.
– Ну что? – спросил он, – будешь ты выздоравливать?
Илья покачал головой.
– Не хочешь? Два года я тебя оперирую. Два года! Да после таких травм люди через девять месяцев выходят полностью реабилитированные. Бегать, танцевать, работать – все могут. А ты?
Илья пожал плечами.
– Ну что ты все время молчишь? Тебе самому не надоело? Пока ты не захочешь ходить, ты ходить не будешь. Я тебе ноги для чего собрал? Чтобы ты два года на кровати валялся?
Илья прокашлялся, последнее время он все время кашлял.
– Я стараюсь, – он улыбнулся.
– Может, ты и стараешься. Но не хочешь. Как будто наказываешь себя за что-то.
– Да. Наверное.
– Давай-ка так, друг мой. Себя наказывай сколько угодно. Но мать свою – не смей. Ты же здоровый мужик, на тебе пахать нужно.
– Наверное, – улыбнулся Илья.
– Вот и договоримся: я оперировал тебя в последний раз. Никаких остеомиелитов, никаких неправильных сращений. Сколько можно?
– Но я же не виноват…
– Виноват. Подумай, и ты поймешь, что виноват. Воля к жизни – вот чего тебе не хватает.
Ника проснулась в ночь на первое ноября, как от толчка, и села на постели. Ей приснилась Долина: солнечный день, высокие сосны, запах реки и леса. Долина приснилась ей такой, какой она увидела ее в первый раз – без асфальтовых проездов, канав и горбатых мостов. Она стояла на дороге, пробегающей вдоль леса, и не смела ступить на ее территорию. А на крыльце избушки стоял живой и здоровый плотник и махал ей рукой, но он не прощался с ней, а наоборот, приветствовал и звал зайти в гости. В гости. В Долину можно приезжать только в гости, хозяев у нее нет, есть лишь страж.
Ника замахала рукой в ответ и направилась к избушке, но чем быстрей шла, тем дальше оказывался от нее плотник, и крыльцо, и Долина. Она бежала, бежала из последних сил. И плакала. Ей казалось,
Но, в конце концов, увидела, что Долины нет, есть болото, гнилое мертвое болото. И солнце не светит больше, и холодный дождь капает с неба мелкой моросью.
Вот тогда что-то и толкнуло ее, и она проснулась.
Только шагнув в пропасть, понимаешь, что это не полет, а падение. Но возврата назад быть не может. Пустота, которая три с половиной года составляла ее сущность, вдруг исчезла, и на ее место пришла горечь. Горечь и отчаянье.
Ника разрыдалась, громко и надрывно, словно по покойнику.
Илья вышел на безлюдную платформу. Последний день октября… Не сегодня-завтра ударит мороз. В городе светило солнце, здесь же, в поселке, небо затянули тучи, и накрапывал мелкий ледяной дождь.
Он не был здесь больше трех лет. Три года – как в тумане, в каком-то странном, равнодушном забытьи. Будто все, что происходит – происходит не с ним. И изматывающая боль, и невыносимые операции, и костыли, и мучительные попытки снова начать ходить – все это было с другим человеком. С человеком, который не видел цветка папоротника. А Илья видел его каждую ночь. Стоило ему заснуть, и он снова оказывался в Долине. Ходил в лес и купался в реке. Сидел вечерами у окна. Говорил с Марой и Печником.
И все, что происходило наяву, казалось кошмарным сновидением, от которого просто невозможно избавится.
Илья сделал несколько шагов по платформе, опираясь на палку. Сегодня ночью он проснулся и понял: настало время взглянуть этому кошмару в лицо. Он три года спасался от него, оправдывая себя тем, что не может ходить. Но рано или поздно все равно пришлось бы признаться самому себе в том, что есть иллюзия, а что – реальность.
Да, жизнь части бессмысленна, если уничтожено целое. Но есть родители, которые кормят его на свою жалкую пенсию, есть Сережка, которому никто не купит новый телефон и модные брюки. Есть Лара, которая бьется как рыба об лед, чтобы прокормить его сына и свою парализованную мать. Пусть его жизнь разрушена до основания, но никто не снимал с него ответственности за чужие жизни. Надо пройти свой путь до конца, каким бы бессмысленным это не казалось.
Илья приехал в поселок убедиться в том, что Долины больше нет, своими глазами посмотреть на это и поверить своим глазам. Он слишком долго пытался убедить себя в обратном, он слишком долго прятался от самого себя. И слишком долго прощал себе слабость. Наверное, хватит.
Он прошел мимо магазинов, где когда-то покупал продукты – некоторые были заколочены, на некоторых висели большие тяжелые замки, но становилось ясно, что не работают они уже давно. По дороге ему встретилось всего человек пять или шесть, хотя раньше и зимой на станции было шумно и многолюдно.