Приемное отделение
Шрифт:
— Я тоже была в Ташкенте. Два раза. Хороший город.
Алексей Иванович не стал уточнять, что он рассказывал не о Ташкенте, а о Мышкине. Выслушал сердце и легкие, пропальпировал живот и отправил пациентку в терапию. Корочкова на некоторое время оторвалась от дум и огорошила неожиданным вопросом:
— Алексей Иванович, а князья Мышкины где живут — у вас там или за границей?
— Какие князья? — переспросил Алексей Иванович.
— Мышкины, — повторила Корочкова. — Мы в школе проходили…
— Так то, наверное, князь Мышкин, Оксана Игоревна, герой романа Достоевского
— Точно! — подтвердила Корочкова. — Нас так этим Достоевским достали, что я князей Мышкиных до сих пор помню!
— Я вынужден вас разочаровать, — Алексей Иванович развел руками. — Князь Мышкин — вымышленный персонаж. Насколько мне известно, никаких князей Мышкиных на самом деле не существует.
— Это плохо, — убежденно сказала Корочкова.
— Почему? — Алексей Иванович явно так не считал.
— Князья — это замки, романтические легенды, старинные клады…
— Ну, этого добра у нас хватает и без князей, — улыбнулся Боткин. — Замков кругом понастроили множество, особенно в последние годы, легендами Мышкин не обижен, клады у нас тоже находили. Даже два дома с привидениями есть.
— Расскажите про привидения, Алексей Иванович!
— Кто же днем, Оксана Игоревна, про приведения рассказывает? — отшутился Боткин. — Про привидения на ночь положено рассказывать, а потом лежать и бояться.
— Ночью я и без привидений лежу и боюсь, что вот сейчас «Скорая» кого-нибудь привезет и придется вставать… Услышу шум на улице, и сердце замирает — к нам или в хирургию?
— А если проедет мимо, то сразу так хорошо на душе становится. Хирургам работать — нам отдыхать…
— Вот-вот! Поэтому расскажите сейчас, пока нет никого.
— Ну ладно, — Алексей Иванович уселся за стол. — Жил да был в городе Мышкине купец Гречишкин. Торговал он мануфактурой, то есть тканями. И была у него дочь Машенька, Мария Федоровна…
— Доктор! — В смотровую влетел незнакомый Алексею Ивановичу охранник, раскрасневшийся и с вытаращенными глазами. — Скорей! Там, на улице, мужик упал и помирает!
— Где?! — Боткин вскочил с места и схватил чемодан со всем необходимым для реанимации, стоявший в углу слева от его стола.
Реанимационной укладке положено всегда быть под рукой, иначе какой в ней смысл?
— Да прямо напротив ворот, на той стороне! Шел и вдруг упал…
Шел и вдруг упал — это серьезно, даже очень. Это не «три дня в боку колет, мочи нет терпеть» и не «голова раскалывается, умираю». Просто так, для своего удовольствия, на улицах падать не принято. Разве что спьяну.
— Попросите Ольгу Борисовну сесть на прием! — уже на бегу крикнул Алексей Иванович Корочковой.
Экстренный случай экстренным случаем, а работа — работой.
Бегал Алексей Иванович интересно — большими скачками, словно прыгал с ноги на ногу. Умирающего искать не пришлось — он действительно лежал напротив ворот, ну, может, не точно напротив, а немного левее. И, конечно же, вокруг собралась небольшая толпа — две немолодые тетки простецкого вида, поддатый краснолицый мужичок неопределенного возраста, девочка, по виду школьница, не старше восьмого класса, и молодой парень в черной косухе
— Ну где же «Скорая»?! Где?!
— Едет! — успокаивал их поддатый мужичок и вздыхал.
Школьница стояла, остолбенев от ужаса, и хлопала глазами.
Патлатый снимал происходящее на мобильный телефон.
На асфальте немного картинно лежал навзничь, не двигаясь, мужчина лет пятидесяти в джинсовом костюме. Рядом с его головой валялась бело-голубая бейсболка.
Нельзя поручиться, да и вообразить такое тоже трудно, но, увидев эту картину, Алексей Иванович на бегу сказал нехорошее слово, которым обычно называют глупых и недалеких людей. Особенно ему не понравился телефон в руке патлатого. Снимать на улице, конечно, никто никому не запрещает, но как-то неуместно было запечатлевать происходящее.
При виде бегущего человека, которого развевающиеся полы халата (на бегу отлетели две нижние пуговицы) делали похожим на огромного белого журавля, толпа расступилась так поспешно, что поддатый мужичок покачнулся и упал на одну из теток, но тут же был с негодованием отброшен прочь и затормозил спиной о столб. Только школьница осталась стоять на своем месте, но она находилась дальше остальных и поэтому не мешала реанимировать.
Следом за Алексеем Ивановичем, громко топая берцами (у окружающих могло создаться впечатление, что их подошвы сделаны из дерева), прибежал охранник.
Алексей Иванович совершенно преобразился. Видел бы его кто из знакомых, так мог бы и не узнать. Улыбка куда-то исчезла, взгляд из приветливого стал строгим, губы сжались в прямую линию, на скулах, откуда ни возьмись, появились желваки. И движения стали другими — резкими и неуловимо быстрыми.
Раз — Алексей Иванович опустился на колени около упавшего и раскрыл чемодан.
Два — попытался нащупать рукой пульс на шее умирающего.
Три — рывком разорвал на его груди рубашку и послушал ухом, дышит ли.
Затем Алексей Иванович со всей силы ударил умирающего кулаком по грудине и начал ритмично нажимать на нее. Поглядел на присевшего рядом охранника и сказал: «Делай так!» Охранник кивнул и, сменив Алексея Ивановича, продолжил ритмичные нажатия.
Алексей Иванович достал из чемодана ларингоскоп [5] и дыхательную трубку и мгновенно заинтубировал (т. е. произвел интубацию — установил в трахею дыхательную трубку) реанимируемого. Склонился, надул ртом фиксирующую манжету, чтобы трубка не вылетела обратно, подсоединил к ней дыхательный мешок и начал ритмично сжимать его. Обвел глазами зрителей и сказал поддатому:
5
Ларингоскоп — медицинский прибор (вид эндоскопа), используемый для обследования гортани и установки дыхательных трубок в трахею.