Приглашение на казнь
Шрифт:
— Ты о чём?
— О графине и её дочери, — хотелось поговорить, снять тяжесть с души.
— Всё не так, как ты думаешь.
— Я всё вижу.
— Всё не так, как ты видишь. Зачем тебе Руха?
— Вас опаивают. Я не знаю, что делать. Мисулла задумала что-то на сегодняшнюю ночь. Догадаться не трудно. Практически, она добилась своего, не прилагая особых усилий, — Наташа почувствовала, как увлажнились глаза. Она сейчас расплачется.
— Ты его действительно любишь?
Вместо ответа опустила голову на руки, пряча лицо. Первый порыв злости
Когда ты любишь кого-то… По-настоящему… Ты открываешь ему своё сердце, даришь частицу самой себя. Позволяешь ему проникнуть так далеко в твою душу, что он видит самую твою суть. Ты беззащитна и открыта перед ним. И только он может настолько глубоко и больно ранить твоё сердце, что тебе кажется, что его вырвали. Ты не понимаешь, что заставило его так поступить. Ведь ты сделала всё, чтобы любить его. Приняла таким, какой он есть. Что с ней не так, если он не хочет бороться за свою любовь, за неё? Значит, он её не любил?
— Руха не поможет тебе, — Дитрих так и не дождался ответа. Он и не особо рассчитывал на её откровенность.
— Она мудрая. Я послушаю, что она скажет.
— Нам пора возвращаться.
Нет, хозяйки маленькой каменной избушки всё ещё не было дома. На этот раз Наташа, отставив палку в сторону, открыла дверь, входя.
Здесь всё было, как в последний раз: полумрак; тёплая печь с потухшими углями; маленький котелок с отваром на загнетке; пара отварных яиц в миске; полкраюхи хлеба, завёрнутые в холстину; успокаивающий запах трав.
Прошла к топчану, оборачиваясь к вошедшему барону:
— Спасибо, — широко улыбнулась, опуская голову на гору подушек.
Он сначала не понял, а потом, ответно усмехнувшись, кивнул в сторону кривобокой скамьи с новым ведром на ней:
— Всё, как просила.
— Вы поезжайте. Я останусь здесь ждать, — скинув туфли, забралась на топчан.
— Да брат мне голову снимет за тебя, — подтянув табурет, уселся за стол, оглядываясь на свисающие с потолка вязанки сухих растений.
— Он не заметит, что меня нет. Его уже одурманили и обласкали. Ваше присутствие там необходимо, чтобы засвидетельствовать соблазнение вашим братом невинной дочери Кровавой графини. А я…
В распахнувшуюся дверь влетел воин с мечом в руке, указывая на тропу, ведущую к избе:
— Там чужаки!
— Прячься! — крикнул Дитрих деве, выскакивая следом за воином на улицу.
Наташа, подхватившись, вскочила на подушку. Хватая вторую, прикрылась ею, как щитом. Отбросила. Запаниковала. Прячься! Да куда здесь спрячешься?
— Ну, и где она? — Герард стоял посреди избушки, пробегая глазами по скудной обстановке и утвари.
Дитрих отдёрнул полог возле топчана:
— Спряталась.
— Вижу, — граф кивнул на сброшенную ставню у окна, делая шаг в его сторону. Невесело усмехнулся: — Снова через окно, и снова в лес.
— Босая… — протянул барон, указывая на туфельки под столом.
— Если с ней что-нибудь
Мужчина перехватил сиятельного за запястье, сжимая:
— Что ж ты тунику не надел? Тогда бы тебя издалека признали.
— Поучи меня… — выдернул руку, отходя. — Лучше воинов наставлять нужно. Господина должны чуять, по стати видеть.
— Только прибыли, когда было?
— Скажи, что не до них тебе. Вон, не успел Ирмгард окрепнуть — всё спихнул на него.
— Не ищи крайних! Зачем вообще её отпустил? Не мог всё рассказать?
— Нельзя ей ничего говорить. Боюсь я за неё, — поник, присаживаясь на топчан. — Такая, как графиня, быстро раскусит. Отпустил, потому что нужно было, чтобы эта сука видела разрыв. Девчонку преследовать перестанет, успокоится. Видел я, как она на неё смотрит. Неспроста здесь объявилась.
— Думаешь, советник подослал? — Дитрих стоял, всматриваясь в оконный проём.
— Не знаю. В жёны-то её не взял. Может совпадение, но появилась она со своим предложением как раз в то время, когда пошла прибыль от разработки жилы.
— Карла работа?
— Убью его, «оборотня»… — встал, делая шаг к окну, глядя через плечо брата. — Иди, за собаками отправь человека. Босиком далеко не уйдёт.
— Чтоб не покалечилась… А ты с обеда сбежал? Графиня заподозрит неладное.
— Не до обеда им, — усмехнулся. — Голуби из клетки вылетели, курильницу опрокинули. Чуть мне пожар не учинили, чтоб их… — Смачно выругался.
— Вот и почтари. А ты говоришь про совпадение. Шпионка, — не дождавшись ответа брата, барон осмелел: — А что ж не утешаешь «погорелицу»? Что следом прискакал? Не веришь иноземке… — Явно нарывался. — Сам змею впустил…
Его сиятельство, угрожающе рыкнув, в сердцах пнул ставню:
— Заткнись!
Брошенный исподлобья многообещающий взор охладил пыл Дитриха:
— То она тебе нужна, то не нужна… — толкнув дверь, выскочил из избушки.
Вывалившись из узкого проёма окна, Наташа, вскочив на ноги, рванула по тропе за дом. Первый же попавшийся камешек под ступню «прокричал», что босая она далеко не убежит. Прихрамывая, свернула в густые заросли и прокралась ближе к входу в жилище. Присела на корточки, прислушалась. Вот он, домик. Никакой бойни не наблюдается. У входа мирно беседуют воины. Кони у колодца позвякивают уздечками. Все свои? Новенький стражник ошибся?
Выходить не торопилась. Унимая дрожь, выжидала, кто появится из избы. Так и есть. Выскочил барон, размахивая руками. Следом показался господин. Что сиятельному понадобилось у ведуньи? Всплеск радости, что не выдержал, примчался, померк. Девушка усмехнулась. От недавнего ещё не пережитого разговора во дворе замка на глаза навернулись слёзы. Но мысли не выйти, не объявиться, — не было. Кому нужно глупое детское упрямство? Кому и что доказывать? Граф загонит под «ружьё» всех воинов, собак поднимет. Она снова будет чувствовать себя виноватой.