Приговорённые к Аду. Кровь ангела
Шрифт:
– Да, Великий.
– Готов ли ты наступить на горло своей гордыне и впредь беспрекословно подчиняться правилам и делать то, что тебе велят наставники и учителя?
– Да, Великий, – почти неслышно выдохнул Белл, почувствовав, как лопнула сухая кожа на губе и рот заполнила солоноватая кровь.
– Что ж, очень хорошо, – понаблюдав за ним, Архангел удовлетворённо кивнул. – Твоё раскаяние даёт мне надежду. По-видимому, ростки зла ещё не укрепились в твоей душе. Наказание идёт тебе на пользу. Гордыня и упрямство успешно лечатся отсутствием воды и пищи. Болезнь мятежности духа отступает, но она пока не исчезла окончательно. Думаю, будет правильным оставить тебя здесь ещё на неделю, дабы искоренить болезнь
***
– Белл! Белл, очнись! – сдавленный шёпот прерывался судорожными всхлипываниями и странным ощущением стремительного падения куда-то в пустоту. Тепло прикасалось к щекам и отзывалось во всём теле болезненными толчками. – Белл, пожалуйста! – чьи-то рыдания доносились всё отчётливее, проникая в мозг помимо воли. Губ коснулась божественная прохлада и растеклась по подбородку и шее. Спасительная влага попала в рот, заструилась в горло тоненьким ручейком. Белл сглотнул, хотя сделать это было очень тяжело. Язык раздулся, а горло жгло калёным железом. И всё-таки ему удалось пропустить жидкость дальше, в желудок. Живительная влага почти мгновенно впитывалась в обезвоженное тело, давая новые силы сердцу, которое едва билось где-то под рёбрами. – Давай, братик! Пей же! Пей! – приговаривал голос, который Белл почти не узнавал. Чьи-то влажные руки умыли его лицо, осторожно смочили слипшиеся веки. Юноша попытался открыть глаза, но не смог. Слабость была слишком сильной. Всё, на что его хватило – это пошевелить губами. В рот опять потекла спасительная жидкость, и теперь её удавалось глотать.
– Гин!.. – шепнул Белл, почувствовав, как брат обнял его и прижался щекой к груди.
– Это я, Белл! Я с тобой! – Нигар кивнул, трясясь от рыданий. – Я не знал, что ты здесь, Белл! Прости! Я ничего не знал, а потом не мог тебя найти, пока Ориэль не сказал, что ты глубоко в подвале!
– Всё хорошо, Гин… Не плачь… – прохрипел юноша, чуть приоткрывая тяжёлые веки. – Но теперь уходи, пока тебя не хватились. Не то и тебя накажут…
– Я принесу тебе поесть…
– Нет, не надо, – Белл заставил себя качнуть головой, отчего перед глазами всё тут же поплыло. – Лучше воды. Есть я всё равно пока не смогу.
– Тогда лучше разбавленного вина – оно даст тебе сил, и утихомирит боль, – кивнул мальчик, гладя брата по щеке и целуя в лоб. – Пожалуйста, держись, Белл! Только не сдавайся! Ради меня, пожалуйста!
– Теперь я не умру, не бойся, – потрескавшиеся губы тронула кривая улыбка. – Только будь осторожен, братишка!
– Я вернусь, – шепнул напоследок Нигар и бесшумно растворился в непроглядной темноте камеры.
***
Братья сидели на берегу небольшой речушки, слушая всплески воды и тихое пение засыпающих птиц. Белл-Ориэль был похож на тень, так истощилось его тело за время пребывания в камере. Шли уже четвёртые сутки после того, как его выпустили, но юноша всё ещё не оправился до конца. Он с трудом ходил, почти ничего не ел, и не разговаривал. Горло всё ещё болело, голова кружилась, а огромные белые крылья превратились в обтрёпанные куски сломанных и потускневших перьев. Первые дни он не мог даже самостоятельно встать. И только Нигар, едва завершив свои дела в винодельне, мчался к брату, оставаясь возле него до самого утра, не покидая Белла даже тогда, когда тот засыпал, провалившись в чёрную пустоту без сновидений.
Пытаясь отвлечь брата от мрачных размышлений и немного приободрить, Нигар делился с ним рассказами о своих успехах и последними новостями. Вот и сейчас, греясь в лучах заходящего солнца, младший болтал без умолку, пока Белл лежал на траве, положив голову ему на колени.
– Представляешь, я приготовил такое потрясающее вино, что Тагас, попробовав, пришёл в восторг, и приказал мне внести рецепт в специальную книгу! – хвастался Нигар. – Я всё записал, а потом решил, что неплохо было бы и мне завести такую же, чтобы заносить туда свои рецепты. Кажется, Михаил оказался прав на этот раз. Амброзия – это то, что у меня действительно получается. Тагас сказал, что я обладаю превосходным чутьём и настоящим талантом. Он даже разрешил заглядывать в старинные рукописи, где описываются рецепты, которые позволяют готовить вино не из фруктов, а из энергетических субстанций. Правда такие вина давно запрещены, но ведь это интересно, не так ли?.. На всякий случай я переписал парочку запрещённых рецептов, пока Тагас не видел. Хочу поэкспериментировать с ними на досуге.
– Тебе действительно нравится виноделие? – Белл, казалось, немного удивился.
– Ну, да, – младший кивнул. – Это единственное пока, что у меня получается… А ты? Ты и правда, решил покончить с пением, Белл? – посерьёзнев, негромко спросил он. – Но почему? Разве есть что-то более прекрасное, чем твой голос?
– Пение – это лишь музыка, Гин. Оно не поможет справиться с врагом и не защитит в случае опасности. Кроме того, я не хочу навечно оставаться бесполезной тварью, умеющей только правильно раскрывать рот и выводить рулады. Петь умеют даже птицы. Не хочу, чтобы меня считали одним из глупых пернатых.
– Но если ты опять откажешься петь, Михаил может решить, что ты не нужен Престолу, Белл, – с ужасом простонал Нигар. – Он тебя убьёт, братишка, и я останусь совсем один.
– Нет, этого не случится, не бойся, – Белл покачал головой и улыбнулся, взяв руку брата и сжав в своей. – Я не повторю своей ошибки и не дам повода Михаилу разлучить нас.
– Значит, ты будешь петь?
– Да, но только ради тебя. И только пока.
– Что ты имеешь в виду? – вновь забеспокоился младший.
– Увидишь. Главное, не переживай, – они замолчали, думая каждый о своём.
Солнце наполовину скрылось за горизонтом, погружая окрестности в нежную малиновую дымку заката. Маленькая пичуга, усевшись на дереве возле ребят, затянула сладкоголосую песню, вторя своим собратьям, порхающим в поднебесье.
Нигар поднял голову, и тихонько засвистел, пытаясь попасть в такт незамысловатой мелодии. Птичка тут же смолкла. Потом вдруг оцепенела и камнем упала с ветки.
– Что это с ней?! – ахнул Нигар, побледнев и сжав руку брата, который недоумённо приподнял голову.
Поднявшись на ноги, младший первым приблизился к застывшему на траве крохотному тельцу несчастной щебетуньи.
– Что случилось? – Белл тоже встал и подошёл к брату, державшему в ладонях комочек разноцветных перьев, который совсем недавно назывался птицей.
– Я не знаю, – Нигар рассеяно обвёл глазами окрестности, словно пытаясь найти ответ где-то неподалёку. – Отчего она умерла, Белл?
– В Раю птицы не умирают просто так, – задумчиво отозвался парень, осторожно беря трупик из рук брата. Он поместил птицу между ладоней и замер, закрыв глаза. Белый свет заструился по его рукам, ослепительным шаром разгоревшись у кончиков пальцев. Полыхнула небольшая молния, и свет тут же погас. Белл раскрыл ладони, но тельце пичуги осталось неподвижным. Она была мертва.
– Почему ты не смог её оживить? – ахнул Нигар, ошеломлённо взглянув на брата.
– Не понимаю, – Белл покачал головой, бережно опустив птицу на траву. – На занятиях у меня всегда получалось… Гавриил говорил, что воскресить тварь Божью очень легко, если только…
– Если что? – вскинулся младший.
– Если её не убил кто-нибудь из ангелов, – мрачно закончил Белл, как-то странно посмотрев на брата. Нигар побледнел и, отступив на шаг, испугано замотал головой.
– Нет, я ничего не делал, клянусь! – сдавлено пропищал он, потому что его голос неожиданно сорвался. – Белл, я не виноват! Я только посвистел, а она… вдруг упала!